Москва-Париж - Александр Жарких

Иногда мы не продвигались дальше и ждали, когда соседи выровняют фланги. Сидя в подвале одного из домов под нескончаемыми ударами украинской артиллерии, я смотрел вместе с нашим новым командиром на интерактивную карту местности и пытался представить, как нам, зекам-штурмовикам, придётся брать следующие несколько домов. Прошло два дня, и мы всё-таки забрали тела Ручника и Пятёрочки. Мы и наша «большая» арта раздолбили тех наглых хохлов так, что им наверняка очень и очень «понравилось», и уже никогда не захочется так приглашать нас забирать своих ребят. Но им мы позволили забрать своих безо всяких приглашений и ограничений.

И знаете, кто был нашим новым командиром? Борщ! Оказывается, он тоже командовал когда-то взводом, правда, тогда взвод ещё называли направлением, а проштрафился он тем, что якобы плохо организовал один из штурмов, в котором его взвод понёс неоправданно большие потери. Борща сняли с должности и оправили к Ручнику простым штурмовиком. И вот теперь он снова был комодом, то есть командиром нашего отделения, а я стал его заместителем.

…Сразу после смерти Ручника нас с Борщом вызвали в штаб и сказали, что они всё знают про наши прошлые грехи, но от имени командования отпускают нам их. Командование не может допустить, чтобы такие опытные бойцы были лишены возможности использовать весь свой потенциал в предстоящих тяжёлых боях, и нам самим теперь решать, кто будет командиром, а кто замом. Вместе с тем нас предупредили, что мы уже исчерпали некий лимит косяков и любой следующий для каждого из нас станет последним. На самом же деле у командования отряда в связи с большими потерями просто не хватало опытных командиров, и мы снова оказались востребованы.

Борщ был такого же атлетического телосложения, как и я. Крупная голова на крепкой шее с зачёсанными назад густыми светлыми волосами. В отличие от меня он всегда старался гладко выбривать своё немного удлинённое лицо с тяжёлым подбородком.

Не сказать, что мы с ним были особо рады вновь свалившейся на нас ответственности. Во взводе и в нашем отделении было много новых бойцов, от которых мы не знали, чего ожидать. Из «стариков», пожалуй, остались только Лев Абрамович с Ломакой, да мы с Борщом. Остальных нужно было ещё как-то проверять в деле.

– Ну как, Парижик, что теперь будем говорить нашим пацанам перед накатом? – спросил меня Борщ.

– Идущие на смерть приветствуют тебя! – решил приколоться я, вспомнив что-то из реплик гладиаторов перед выходом на арену.

– Ты ещё скажи: «Да прибудет с вами сила!» – отшутился Борщ.

– А что, тоже подходит… – сказал я, понимая, что нам обоим не нравилось то, что говорил Ручник перед боем: «Уверенно, очень уверенно!» Не слишком это помогло в том бою, в котором он погиб.

– Тогда я, наверное, просто скажу: «Давайте, братцы, за нас эту херню никто больше не сделает!»

– Прямо жжёшь глаголом! – поддержал я.

Ни Борщ, ни я тогда ещё не знали, что буквально через три дня мне придётся сделать такую херню, которой, наверное, кроме меня, не сделал бы никто.

Пока мы присматривались к новым бойцам, они тоже присматривались к нам, но, как оказалось, совершенно по-разному смотрели на нас. Мы наблюдали, и нам было важно, как они подматываются и выходят на задачу, как относятся к своему оружию, как присаживаются попить чайку или кофе. Из разговора с ними я старался понять, на какой стадии морального износа находятся эти люди и, самое главное, чего от них можно ожидать при накате. А вот Лев Абрамович как-то сразу присмотрел себе двоих парней потолковей, сказал, что будет их обучать работе с АГСом, а может, и на пулемёт потом поставит.

Все наши новые бойцы были нормальными парнями-работягами, и только в двух меня что-то подспудно напрягало. Это были Дамка и Красняк. Трудно сходу объяснить, в чем была причина моего тогдашнего недоверия к ним. Нелегко иногда бывает подобрать точные слова. Но я включил в себе замполита, тем более что я действительно был замом командира.

Им обоим было под пятьдесят. Они явно имели отношение к старой воровской касте и во время отбывания своих сроков на зоне наверняка чётко держались своей «масти». Я как-то сразу это понял, когда заметил, что некоторые вещи им было делать не то что западло, а как-то не совсем «по масти». Однако мои приказы и приказы командира они исполняли всегда чётко и обдуманно. Какие в прошлом на них повисли косяки, было тоже не очень понятно.

Но вот держались они как бы сами по себе и чуть-чуть на расстоянии. Это было едва заметно и легко могло быть списано на возраст, потому что остальные пацаны в отделении были намного моложе. Они тоже сообразили, что я выделяю их в нашем штурмовом братстве. Всё это было при том, что Дамка и Красняк воевали уже не первый месяц и оба уже были ранены. Но им удалось до сих пор сохранить на себе эту защитную лагерную кожу, которую все другие уже давно сбросили.

Оставалось проверить их в деле. Но господь Бог вскоре устроил нам всем настоящую проверку. Или, лучше сказать, проверку на настоящее.

…Очередное наше продвижение в сторону центра Бахмута должно было начаться ранним утром. Задача отделения была зачистить полтора десятка частных домов с участками и выйти на перекрёсток двух улиц. Поскольку территория, на которой стояли дома, была большой, мы решили пойти двумя группами по пять человек с разных сторон. Первую пятёрку повёл Борщ, а вторую я. В свою группу я взял Дамку, Красняка и ещё двоих молодых ребят с позывными «Кольчик» и «Данон».

Первый же дом, стоявший на пути нашей пятёрки, успешно сожгли выстрелом термобарического снаряда из «Шмеля». Дом сразу же заполыхал почти как газовая скважина, и наша группа спокойно прошла мимо него, понимая, что ничего живого там уже не могло остаться. Следующие два дома тоже зачистили быстро. ВСУ, как полагается, оставили нам несколько подарочков в виде «растяжек», но мы их привычно «срисовывали», и никто не подорвался, проходя по тлеющим комнатам.

Иногда в полумраке этих комнат попадались кучи вещей, развороченных после взрывов наших гранат. Как воспоминания об ушедшей отсюда жизни мелькали своим блеском позолоченные украшения и бижутерия, спрятанные когда-то наспех. Забавно, но оказалось, что некоторые бывшие хозяева совершенно по-советски прятали на чёрный день купюры украинских денег между страницами толстых книг, которые оказывались на полу, вывалившись из шкафов. Но такое бывало редко, чаще всего всё ценное из домов уже было