Спецназ. Любите нас, пока мы живы - Виталий Носков

I.

Хусейн — воин. Поэтому не заплакал. Ему было тяжело смотреть, как рыдает мать, приехавшая на заставу рассказать о новых потерях: в ночь с семнадцатого на восемнадцатое июня в Дагестане возле села Первомайское в бою погибли еще двое: двоюродный брат и лучший друг Хусейна.

А слез и не могло быть. Он их выплакал еще подростком, когда в том же Первомайском — только в январе 1996 года — чеченцами был убит первый из его двоюродных братьев — солдат внутренних войск.

Хусейн — потомок древнего туркменского рода. Русь приняла его предков, когда те нуждались в защите, и не отняла веру.

Прирожденные воины, поклонники горячих коней-ахалтекинцев и кривых сабель — это туркмены. Теперь Хусейн, в память о брате став солдатом внутренних войск, защищает Россию на заставе в Ставропольском крае, воюя против боевиков-чеченцев — рабов греха.

Выплакав все слезы на груди сына, мать вернулась домой к свежим могилкам, а Хусейн остался служить, еще крепче ценя свое оружие: БМП-2 и автомат 5,45 мм.

С известием о смерти тех, кто делил с ним детство, закончилась юность Хусейна, и он расстался с ней, тоскуя о загубленной молодости своих близких. Вместе с юностью истончился и его сон. Не было теперь на заставе более надежного часового. Луна ли на небе или солнце, ястребиной зоркости глаза Хусейна неустанно искали врагов: крадущихся, залегших в «зеленке», переправляющихся через Терек.

Вся нерастраченная любовь к погибшим братьям и другу теперь была обращена на защиту одетых в камуфляж товарищей, на общий воинский успех.

Вот что происходило на Тереке: на правом его берегу боевики-чеченцы молились о погибели русских воинов, на левом же берегу казачьей реки Хусейн молил Аллаха, чтобы чеченцы, осознав свои грехи, прекратили кровопролитие и вернулись к мирным заботам.

Хусейн знал: не все чеченцы враги России и жалел тех, кто взял в руки оружие, потому что в огне войны погибли родственники. Правоверный мусульманин Хусейн обязан был их простить. Он простил, но не Радуева, Басаева и Хаттаба. Эти не успокоились, готовя в учебных центрах все новых убийц. «Нет им прощения», — все больше ожесточался Хусейн и всем сердцем тянулся к командиру заставы Бахтияру, тезке недавно погибшего брата.

II.

…Правая рука Хусейна на автоматном затворе. Не слышен в чащобе капитан Бахтияр Юсубахметов. В маскхалате разведчика, облегающем мускулистое тело, он гибок и осторожен, как рысь. Его спину «держит» Хусейн. Хоть и свой берег Терека, но в «зеленке» в любую минуту можно столкнуться с боевиками-чеченцами. Напротив заставы по ту сторону Терека их учебный центр. Только проходимый на бродах Терек разделяет два мира: тех, кто ведет войну и кто ей препятствует.

Далеко позади осталось станичное кладбище. Прибавилось могил в Ставрополье. Погибли, попав в чеченскую засаду, четыре казака-милиционера, один из которых успел выстрелить, убив диверсанта-налетчика. «Умер, как герой», — подумал о милиционере Хусейн и упрекнул себя, что надолго отвлекся в мыслях. В «зеленке» на Тереке победа за тем, кто первым заметил врага.

Поэтому все внимание лесу. Вокруг сладостный парад тутовника, диких яблонь и груш. Но рука юноши на затворе… Ствол автомата то вправо, то влево: где гуще заросли, там и опасность.

Слух напряжен, как у первобытного человека, ловящего каждый шорох. Капитан Бахтияр Юсубахметов на своей земле и не защищается, а сам ищет противника.

Хусейну нравится командирская выучка. Сокол Таджикистана, Бахтияр получил её в Санкт-Петербургском училище внутренних войск, а боевой опыт приобрел, воюя в Чечне, где терял товарищей, побеждал врагов, матерея в нелегких знаниях о войне и жизни.

Тишина в «зеленке». Воздух упруг. Вот из-за Терека, к которому вышли Бахтияр и Хусейн, слышен один выстрел, другой. «Ветер в нашу сторону», — удовлетворенно подумал Хусейн. А капитан тем временем изучал в бинокль чеченский берег. Хусейн оглянулся, довольно прищурился. «Зеленка» скрывала еще троих бойцов, но он твердо знал, что они не выпускают командира из поля зрения. «Хорошо замаскировались», — размышлял Хусейн.

Движение вдоль Терека проходило без происшествий. Но в день похорон казаков-милиционеров десять чеченцев перешли Терек и, встретив старика-рыболова, сказали: «Старый ишак, ты нам не нужен. Был бы моложе, уволокли бы с собой!».

«Зачем было отнимать у старика хлеб?», — думал Хусейн, удивляясь мелочности боевиков, а потом догадался, что унижение человека — тоже война.

Потом все его мысли были об этих людях. Хусейн считал боевиков самыми разнесчастными. «Все против них, — думал он. — Газеты кричали об их безгрешности, о том, какие они лихие волки, тем самым расставляя капканы, укрепляя боевиков в грехе самолюбования и нераскаянности».

«Засады на дорогах — это страшный грех тела», — вспомнил Хусейн древние мусульманские заповеди. — А вот питаться за деньги, полученные в результате разбоя, грабежа, воровства, — это грехи живота».

III.

Из разведки группа Бахтияра возвращалась другой дорогой — таков непреклонный закон боевых выходов. Где гарантия, что противник не заметил твое движение и не поджидает в засаде?

Только на выходе из «зеленки» капитан сорвал дикое яблоко, попробовал и улыбнулся. Румяный летний аромат плода напомнил далекий Таджикистан. Бахтияр защищал его путь к истине здесь, на границе с Чечней, в борьбе с теми, кто преступал тысячелетние законы добра.

Капитан смотрел на Хусейна, который теперь шел впереди, и сочувствовал его духовным терзаниям: желанию солдата во что бы то ни стало найти Радуева, чтобы отомстить за смерть брата, погибшего при освобождении заложников в дагестанском селе Первомайское в январе 1996 года, мечтам разгромить лагеря Хаттаба, а его самого судить международным судом, где были бы названы и доказаны все грехи этого человека, повинного в смерти родных Хусейну людей.