В огне повенчанные - Иван Георгиевич Лазутин

Телефонограмму командира 120‑го истребительного полка Сбоев записал дословно.

Четвертый раз за день шел Сбоев в кабинет члена Военного совета, чтобы доложить о результатах авиаразведки. Даже страшился: а что, если дивизионный комиссар и на этот раз усомнится и, сославшись на какой-нибудь циркуляр Полевого устава, пожелает еще раз (в четвертый!) перепроверить полученные данные. «А ведь я считал Тареева другим… А впрочем… Впрочем, на его месте, может быть, и я… Но нет… Не доверять таким летчикам!..»

Дивизионный комиссар прочитал телефонограмму и подал Сбоеву ручку.

– Распишитесь. Поставьте точное время. Буду докладывать маршалу.

«Я бы, наверное, этого формализма не потребовал», – подумал Сбоев и, присев на кончик кресла, поставил число, время получения телефонограммы и расписался.

– Не обижайтесь, Владимир Николаевич. Этого требует обстановка. С меня могут спросить.

– Я могу идти?

– Обождите. Позвоню Шапошникову.

Разговор Тареева с маршалом был коротким. Член Военного совета по тексту донесения Сбоева слово в слово, чеканно доложил Шапошникову данные авиаразведки, которые Генеральному штабу были не известны. Тареев хотел сказать Шапошникову что-то еще, но тот, не дослушав его, положил трубку.

– Маршала мое сообщение сильно взволновало.

– Сообщение это нужно было сделать четыре часа назад.

– Владимир Николаевич, я немного постарше тебя. А поэтому пословицу: «Доверяй, но проверяй» – не зря записали в военный устав. Правда, другими словами. Я вас не задерживаю.

От голода под ложечкой сосало, во рту ощущался неприятный привкус табачного перегара: за какие-то несколько часов была искурена пачка «Казбека». Сбоев хотел спуститься в буфет, но передумал: до тех пор пока он не получит донесение о формировании двух авиаполков бомбардировщиков и не поступит сообщение из отдельной авиаэскадрильи, находящейся в Егорьевске, о готовности к боевым вылетам, об обеде нужно забыть.

Не успел Сбоев разобраться с самыми неотложными документами, как раздался телефонный звонок. Звонил Тареев. Голос его был тревожным, срывающимся.

– Зайдите на минутку. Я сейчас один. Нужно поговорить с глазу на глаз.

– Иду.

По лицу дивизионного комиссара Сбоев понял, что произошло что-то чрезвычайно тревожное.

– Сразу же после твоего ухода позвонил Поскребышев и соединил меня со Сталиным. – Лицо дивизионного комиссара и сейчас, когда разговор с Верховным Главнокомандующим уже состоялся, сохраняло следы большого душевного напряжения и крайней сосредоточенности. – Сталин задал всего четыре вопроса, и все они касались Юхнова и источника разведданных о Юхнове.

– Час назад в Юхнов вошли немецкие танки, – с крайним раздражением, граничащим с ожесточением, глухо произнес генерал Сбоев.

– Об этом Сталину доложил маршал Шапошников.

– Прямо по тексту моего донесения?

– Прямо по тексту вашего донесения.

– Какие будут приказания, товарищ дивизионный комиссар?

– Сталина наше донесение, как и маршала Шапошникова, крайне встревожило. Не понравилось ему и то, что генерал Артемьев оставил Москву и занялся организацией обороны Тулы. Прошу вас срочно послать в Тулу самолет с письмом к секретарю обкома Жаворонкову и срочно доставить командующего в Москву. Так распорядился Сталин.

– Что еще приказал Сталин?

– Сталин приказал действовать решительно! Собрать для боя все, что имеется. Перед командованием округа он поставил задачу: задержать противника на пять – семь дней на рубеже Можайской линии обороны, пока не будут подтянуты к Москве основные резервы Ставки. – Дивизионный комиссар смолк и продолжал стоять у стола перед Сбоевым, который принимал каждое слово члена Военного совета как боевой приказ Верховного Главнокомандующего, отданный ему, генералу Сбоеву.

– Что ж, будем выполнять приказ товарища Сталина, – сдержанно проговорил Сбоев, все еще не понимая, чем так глубоко был взволнован Тареев.

– Я пригласил вас не только за этим, Владимир Николаевич, – упавшим голосом проговорил дивизионный комиссар. – Об этом я мог бы сказать и по телефону.

– Что-нибудь случилось, Константин Федорович? – обеспокоенно спросил Сбоев. – На вас лица нет.

– Случилось, чего я никак не ждал. После звонка Сталина позвонили из Наркомата внутренних дел. Звонил сам нарком. – Тареев замолк, словно то, о чем он собирался сказать Сбоеву, причиняло ему нестерпимую боль.

– Что же сказал нарком? – Сбоев почувствовал, что волнение дивизионного комиссара имеет под собой какую-то почву.

– Нарком сказал, что и вы и я пользуемся информацией паникеров и провокаторов. – Тареев замолк. Некоторое время он рассеянно смотрел на Сбоева. – Потом он спросил, кто сообщил мне сведения о немецких танках, вошедших в Юхнов. Я назвал ваше имя.

– И правильно сделали, – твердо сказал командующий. – За эти данные я готов ответить головой!

Тареев вздохнул.

– Головы свои, генерал, мы пока побережем. А на всякий случай нужно приготовиться к неожиданному для нас обоих обороту дела. А разговор этот, как я понял по тону наркома, может состояться каждую минуту. Срочно предупредите командира авиаполка, чтобы все разведданные были письменно зарегистрированы. И немедленно!.. Теперь вы поняли, почему и я, как исполняющий обязанности командующего округом, просил вас подписать свое донесение? С докладом по этому вопросу я должен выходить на самый высокий уровень.

– Теперь, кажется, я вас понял.

– В случае чего, Владимир Николаевич, звоните сразу же. Больше задерживать не буду. Ваши телефоны, наверное, захлебываются от звонков.

Вернувшись в свой кабинет, Сбоев сразу же вызвал начальника штаба и распорядился срочно подготовить полки бомбардировочной и штурмовой авиации к вылету на бомбежку противника в район Юхнова, Спас-Деменска и Малоярославца.

Только теперь генерал решил наконец спуститься в буфет, но звонок главного телефона, «вертушки», вернул его от самой двери.

Звонили из Наркомата внутренних дел. Голосом, в котором не прозвучало никаких оттенков, предвещающих тревогу, дежурный по управлению передал, что Сбоеву необходимо срочно явиться к начальнику управления Окоемову.

– Что-нибудь захватить с собой? – Сбоев мучительно припоминал имя и отчество начальника управления, но так и не вспомнил. – Из документов – ничего не потребуется?

– Пока ничего не потребуется, – сухо прозвучал в трубке голос дежурного по управлению.

Сбоев позвонил Тарееву, но дежурный порученец, поднявший телефонную трубку, тихо, с придыханием ответил, что дивизионный комиссар разговаривает с начальником Генерального штаба.

«Ничего, позвоню от Окоемова, – подумал Сбоев. – У Тареева сейчас запарка, беспрерывные телефонные звонки… Тем более – остался за командующего». С этими мыслями Сбоев надел шинель, фуражку и, сообщив дежурному по штабу, что он будет не раньше чем через час-полтора, вышел из кабинета.

Сбоев вышел на улицу и подошел к своей машине. В кабине, отвалившись на спинку сиденья ЗИСа, сладко дремал шофер, которого, несмотря на его молодость, командующий звал по имени и отчеству, чем поначалу смущал молодого человека, а потом тот привык к такому обращению и принимал его как знак особого к нему уважения.

– Обедал, Алексей Николаевич? – захлопнув за собой дверцу кабины, спросил Сбоев.

– Пока нет.