Донбасский меридиан - Владимир Георгиевич Нестеренко

– Ничего не скажешь, топчик[6] этот десантник. Ты запала на него полностью. А что, не прогадаешь, богатенький буратинчик! Контрактникам за страх отваливают прилично.

– Надя, не смей так о нём говорить, он заслужил много больше, чем ему дают. Какой все же у тебя потребительский характер, лишенный романтики.

– Романтизм твой на кусок вместо масла не намажешь. Тут моя мачеха права.

– Надя, тебе не повезло с мамой, она воспитала в тебе скаредность, но не отталкивай от себя необдуманными оценками.

– Ладно, подруга, давай тему замнём.

– Последнее время становишься вульгарной, такие выпады серьезным парням не нравятся.

– Глупости, они что, с Марса прилетели, в одной среде варимся.

– В одной, но я не могу выглядеть перед Игорем босячкой. Чувства не позволяют. Я теперь по-другому смотрю на мир, на тебя, на будущую учебу. Чувствую, как во мне глохнет то мальчишество, с каким мы вихрились в школе и на улице, даже дома.

– Что тут непонятного – выскочили во взрослую жизнь! Нам об этом говорили, подсказывали, как найти свою тропу, ты, похоже, уже нашла, я – нет пока.

В беседку припарились два говорливых парня с пивными бутылками, и девушки поспешили уйти с глаз долой.

Людмила Ивановна с утра занялась хозяйственными делами. Шел субботний день, холодильник опустел, требовалось заполнить его продуктами. Виктор Васильевич с Игорем уехали в мастерскую к художнику для творческого общения. И мама очень рада тому, что Игорь с помощью папы нашёл свою нишу увлечения, и дай Бог, оно помогает ему справляться с душевной депрессией, в какой он находился многие месяцы сначала в госпитале, а потом и дома. Поход в магазин – обычное женское дело. Довольно удобная для этого «Пятёрочка» находилась поблизости, и Людмила Ивановна, нагруженная сумками, возвращалась и увидела Таню, тоже с продуктовыми пакетами в руках, но остановившуюся у киоска с мороженым. Она видела портрет девушки в галерее телефона у сына во множестве ракурсов и всё поняла. Как же не понять, если Игорь в последнее время, почти добрый месяц находился в приподнятом настроении, на его дорогом и прекрасном лице скорбная мина исчезла и появилась улыбка. Неспроста. Своими наблюдениями поделилась с мужем.

– Я тебе сам собирался высказать ту же мысль, да вот решил повременить и пока не вмешиваться в сердечные дела сына.

– Правильно, не надо вмешиваться, но мне-то мог сказать.

– Нечего пока, кроме того, что видел мельком в той же галерее Таню.

– Её зовут Таня?

– Да, из десятого подъезда. Она живёт с мамой. Она врач высшей квалификации. Я стал интересоваться семьей. Муж у неё был военный, рано умер не то от ранения, не то от алкоголизма. В наш дом Ирина Тимофеевна переехала уже без мужа.

Столь плачевная информация о родителях Тани ввергла Людмилу Ивановну, мягко говоря, в уныние.

– Ты считаешь, у Игоря серьезное увлечение?

– Я думаю – глубокая любовь. Ты же видишь, как он преобразился.

– Да, но взаимно ли? Ты знаешь – невзаимная любовь подобна яду.

– Настроение Игоря говорит о взаимности.

– Дай-то Бог! – Людмила Ивановна перекрестилась, хотя раньше за ней этого жеста муж не замечал.

После этого разговора Людмила Ивановна решила познакомиться с девушкой, тем более живут в одном доме. Считай, соседи. Правда, обособленность в городе глухая. Жильцы подъезда попадаются друг другу на глаза то в лифте, то в коридоре, а из следующих подъездов она никого не знает и не встречает. Это не деревня с особняками, огородами, коровами, одной улицей и одними заботами. В городе самый близкий – твой трудовой коллектив. С общими интересами, планами, уравненными зарплатами. Задала себе вопрос: а уместно ли знакомство, пока ничего не ясно? По большому счету, надо подождать, пока Игорь, в его положении, сам познакомит с девушкой. Закравшееся желание узнать глубину отношений молодых уже не покидало Людмилу, и вот подвернулся удобный случай: попутное шествие к дому. Людмила Ивановна подождала девушку, купившую упаковку мороженого, и, поравнявшись с ней, сказала:

– Танечка, удели мне минутку. – Девушка насторожилась: с чего бы, голос доброжелательный, ласковый. – Я мама Игоря. Как я тебе благодарна за внимание к сыну (хотела сказать за любовь), но не решилась произнести это кардинальное, всё поглощающее слово!

Таня оробела. Много раз встречала вечерами эту приятную и интеллигентную даму, конечно, мимоходом, не зная того, кто она. И вот такое потрясающее знакомство! По глазам, по тому, как они печально-просительно светились, поняла о её глубокой материнской любви к сыну, доброте душевной, и это ещё больше смутило девушку. Но её чуткое сердце и тонкая душа уловили всю полноту тревоги за благополучие сына. И поскольку они уже объяснились с Игорем во взаимности, Таня поняла, что не может своим молчанием мучить маму любимого человека. Девушка свободной от груза продуктовой сумки левой рукой обняла Людмилу Ивановну, уткнулась ей в плечо, и, исправляя недосказанность вопроса, прошептала:

– Да, Людмила Ивановна, я полюбила его с первого взгляда в первый день экзаменов.

– Спасибо тебе, дочка, за смелость и любовь! – На глазах у мамы выступили слёзы, она их не стеснялась, а только сказала: – Идём, Танечка, люди смотрят на наше счастье.

У Людмилы Ивановны была интересная мимика: широкая застенчивая улыбка, в то же время искрящаяся добром, и Таня невольно сравнила с маминой мимикой. Она казалась ей всегда милой, но властной, присущей человеку с волевым характером. В то же время замечала, что улыбка, адресованная конкретному человеку, имела дежурный, как плесень, налёт. Таня подумала: какая бы улыбка больше красила маму, и поняла – та, что у Людмилы Ивановны. В будущем, как станет мамой, будет дарить детям только такую широкую улыбку, располагающую к согласию и любви.

Людмила Ивановна оказалась неправа в том, что люди в городских квартирах глухо разобщены. Августовским хмурым вечером Ирине Тимофеевне стало известно от соседки по площадке о том, что Таня часто встречается с инвалидом Игорем. Вот куда она постоянно бегает вечерами. И вместо того, чтобы поздравить дочь с приемом в медицинский университет, мать взъярилась на неё за безрассудное увлечение. Насколько оно серьёзно, Ирина не знала и не верила, но пресечь эту несерьезность надобно в корне.

Таня вернулась домой поздно, около десяти вечера. И сразу же напоролась на холодный, как штык, взгляд мамы.

– Вместо поцелуев за успех, о котором мне трезвонят весь день и за твой звонок, я вынуждена с тобой поговорить об очень серьезном и неотложном.

– Что