Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

Изобретатель осознавал стоимость своего проекта — только изготовление труб (без их прокладки) он оценил в 20 млн рублей. Технический комитет признал предложение Пронина не имеющим практического значения. Однако на его фоне уже не столь впечатляющим выглядит детище Второй мировой — стационарный зенитный огнемет, который был сконструирован и испытан директоратом по развитию разнообразного оружия британского Адмиралтейства в 1941 году и давал факел высотой до 100 футов (30,5 метров).

Конечно, не все военно-технические предложения были столь же масштабными. Изобретатели поскромнее ставили огнеметы на колесный ход. 19 июня (2 июля) 1915 года полицейский надзиратель из Александровска, что в Запорожье, Ф. Конюхов представил управляющему Военным министерством записку, в которой предлагал оснастить бронеавтомобиль в качестве огнеметного вооружения оборудованием для тушения пожаров — по сути, повторил идею Редеманна независимо от него. Применение такой машины виделось изобретателю следующим образом: «Когда неприятель атакует наши окопы или другую какую-либо укрепленную позицию, допустив его на расстояние 40–50 шагов, автомобиль, скрытый в окопах, из машины всеми рукавами начинает поливать бензином атакующего неприятеля, в тот же момент солдаты из окопов воспламеняют струю бензина особыми факелами (палочка с тяжелым наконечником вроде гайки с паклей, пропитанной керосином или бензином), выбрасываемыми в направлении струи»[628].

У П. Г. Соловьева получилось жестокая противоугонная система: соединенная с бензобаком перфорированная трубка вдоль кузова автомобиля. Если неприятель окружит его, то «при нагнетании насосом воздуха в бензиновый резервуар, бензин будет вырываться тонкими струйками через дырочки в трубке и, будучи зажжен, образует вокруг автомобиля огненную стену, защищающую автомобиль от захвата»[629]. Военные инженеры отказали Соловьеву в реализации его идеи: она не только грозила оставить авто без топлива, но и была опасна для самих обороняющихся.

Основной задачей огнеметчиков являлось подавление огневых точек противника, в ближнем бою такое оружие становилось скорее бесполезным. Однако жителю Петрограда Л. С. Окраинцу пришла в голову идея исправить эту ситуацию. 9 (22) июня 1915 года он направил в Технический комитет свой проект «огневой пики», позволявшей оператору огнемета участвовать в рукопашных схватках. Правда, прибор Окраинца на основе ранцевого огнемета распылял горящий керосин на слишком небольшое расстояние и при встречном ветре становился опасным для самого огнеметчика[630].

Эскиз «Огневой пики» Л. С. Окраинца

Члены Технического комитета в буквальном смысле не успели дать экспертную оценку этой идее, когда день спустя ими был получен еще один проект вооружения, основанного на принципе метания жидкостей, — только не горючей смеси, а воды. Его авторы, инженеры В. Л. Мармер и Р. Львович, предлагали генераторную установку, состоящую из двигателя внутреннего сгорания и динамо-машины высокого или же обычного напряжения с трансформатором. Один полюс должен был заземляться через регулируемое сопротивление, другой отводился в резервуар с водой. Последний обеспечивался изоляцией, как и специальный брандспойт для поливания солдат противника. Кстати, в 1915 году ГВТУ рассмотрело еще два аналогичных проекта. Вывод по каждому из них был примерно одинаков: «Применение подобного способа поражения неприятеля… ограничено, и [на]носимый им вред мал по сравнению с затратами, потребными на его осуществление; устройство приборов сложно, а применяемые ныне способы поражения неприятеля гораздо более действительны»[631]. Хотя по меньшей мере один пример боевого применения воды известен и в новейшей истории: 6 октября 1973 года египетские войска успешно использовали водометы для размывания израильских противотанковых насыпей «линии Бар-Лева» на берегу Суэцкого канала[632].

В 1915-м средствами поражения виделись не только огонь и вода. 14 (27) июля этого года русский подданный чех Иосиф Кочи, проживавший в Ставропольской губернии, направил в ГВТУ проект выведения из строя войск врага при помощи… клея. По замыслу изобретателя, специальный клей, не подверженный высыханию и растворению водой, выбрасываясь в больших объемах из пульверизаторов на обширные расстояния, должен был склеивать и парализовать живую силу неприятеля в окопах и во время атак. Кочи писал с чешским акцентом: «Враг был бы лишен почти всего движения. Представляю себе, что клей в роде пыли или пару везде бы проник.

И в глаза, уши, нос, рот; вся одежда, руки, оружие, все было бы покрыто слоем, на котором все приклейвалося бы. Не могу тогда помыслить, чтоб можно было работать с ружьем и пулеметом, или даже с орудием так, как в настоящее время. Мне кажеться, что в скором времени, бессылние боротся с утомляющей стихией, сдавалис бы в плен целие баталионы…»[633]. В письме не содержалось никаких предложений по реализации идеи, и Технический комитет счел его не имеющим практического применения. Как здесь не вспомнить изображенный американским писателем Джозефом Хеллером в сатирическом романе «Уловка-22» ужас пилотов-союзников в годы Второй мировой войны перед 344-мм «клеевой пушкой Лепажа», склеивающей в воздухе целое звено самолетов?[634]

Туман новых войн

В распоряжении историков нет достоверных сведений о применении русскими войсками огнеметов в наступательном бою. Химические атаки на Русском фронте Великой войны с конца 1916 года тоже практически прекратились — не в последнюю очередь благодаря распространению противогазов в действующей армии, хотя применение химических боеприпасов продолжалось. «Вчера было у герман Рождество, и наши усиленно бросали ему гостинцы — рождественские подарки — снаряды, да еще удушливые, поздравляли с праздничком…» — писал в дневнике прапорщик 405-го пехотного Льговского полка К. В. Ананьев[635].

Применение БОВ возобновилось на полях сражений следующей, Гражданской войны. Химическое оружие имелось у всего ее цветового спектра — ведь производство продолжалось, и на складах ждали своего часа… сказать, что тонны отравляющих веществ, — значит, не сказать ничего. По выявленным историком В. В. Глазковым в архивных источниках данным, вплоть до начала 1917 года в Российской империи было произведено 22 812 пудов (373,6 тонны) сернистых соединений, 23 729 пудов (388,7 тонны) хлорпикрина, 5589 пудов (91,6 тонны) хлористого сульфурила, 5391 пуд (88,3 тонны) фосгена, 6278 пудов (102,8 тонны) «хлористого мышьяка с цианом», 246 пудов (4 тонны) «жидкости X», то есть чистого циана, и 29 пудов (0,48 тонны) «жидкости К» с секретным составом[636].

ГУГШ удерживало нормы ежедневной выработки только хлора на одном уровне. Как отмечал генерал Ипатьев, люди надрывались ради выполнения этих норм, даже когда в этом не было острой необходимости[637]. И у немцев, и у интервентов с собой тоже имелось химическое оружие. В итоге, когда летом 1918 года в Киеве взорвался склад боеприпасов, оккупационные войска перемещались по городу в противогазах. Тогда же химические гранаты, снаряды и шрапнели рвались на Урале, красные матросы обстреливали