«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности - Е. Ю. Голубева

Под Конотопом под городом, / Под стеною белокаменной,

На лугах, лугах зеленыех,

Тут стоят полки царские, / Все полки государевы,

Да и роты были дворянские.

А из далеча-далеча, из чиста поля,

Из того ли из раздолья широкого,

Кабы черные вороны табуном табунилися,

Собирались-съезжались / Калмыки со башкирцами,

Напущалися татарове / На полки государевы.

Оне спрашивают, татарове, / Из полков государевых

Себе сопротивника.

А из полку государева / Сопротивника не выбрали

Не из стрельцов, не из солдат-молодцов.

Втапоры[194] выезжал Пожарской-князь,

Князь Семен Романович,

Он боярин большей словет[195], / Пожарской-князь.

Выезжал он на вылазку / Сопротив татарина

И злодея наездника,

А татарин у себя держит в руках / Копье вострое,

А славны Пожарский-князь – / Одну саблю вострую

Во рученьки правыя.

Как два ясныя соколы / В чистом поле слеталися,

А съезжались в чистом поле / Пожарской-боярин с татарином.

Помогай бог князю / Семену Романовичу Пожарскому!

Своей саблей вострою / Он отводил востро копье татарское

И срубил ему голову, / Что татарину наезднику.

А завыли злы татарове поганые: / Убил у них наездника,

Что не славного татарина.

А злы татарове крымские, / Оне злы да лукавые,

Подстрелили добра коня / У Семена Пожарского,

Падает его окарачь[196] доброй конь.

Воскричит Пожарской-князь / Во полки государевы:

«А и вы, солдаты новобраные, / Вы стрельцы государевы!

Подведите мне добра коня, / Увезите Пожарского,

Увезите во полки государевы!»

Злы татарове крымские, / Они злы да лукавые,

А металися грудою, / Полонили князя Пожарского,

Увезли его во свои степи крымские.

К самому хану Крымскому, / Деревенской шишиморы[197].

Его стал он допрашивать:

«А и гой еси, Пожарской-князь, / Князь Семен Романович!

Послужи мне верою, / Да ты верою-правдою,

Заочью не изменою;

Еще как ты царю служил, / Да царю своему белому,

А и так-то ты мне служи, / Самому хану Крымскому,

Я ведь буду тебе жаловать / Златом и серебром,

Да и женки прелестными, / И душами красными девицами!»

Отвечает Пожарской-князь / Самому хану Крымскому:

«А и гой еси, Крымской хан, / Деревенской шишиморы!

Я бы рад тебе служить, / Самому хану Крымскому,

Кабы не скованы мои резвы ноги,

Не связаны белы руки / Во чембуры шекловые[198],

Кабы мне сабелька вострая, / Послужил бы тебе верою

На твоей буйной голове, / Я срубил тебе буйну голову!»

Скричит тут Крымской хан, / Деревенской шишиморы:

«А и вы, татары поганые!

Увезите Пожарского на горы высокие,

Срубите ему голову, / Изрубите его бело тело

Во части во мелкие,

Разбросайте Пожарского / По далече чисту полю!»

Кабы черные вороны Закричали-загайкали,

Ухватили татарове / Князя Семена Пожарского,

Повезли его татарове / Они на гору высокую,

Сказнили татарове / Князя Семена Пожарского,

Отрубили буйну голову, / Иссекли бело тело

Во части во мелкие,

Разбросали Пожарского / По далече чисту полю,

Они сами уехали / К самому хану Крымскому.

Они день-другой не идут, / Никто не проведает.

А из полку было государева / Казаки двоя выбрались,

Эти двоя казаки-молодцы, / Они на гору пешком пошли

И взошли тута на гору высокую,

И увидели те молодцы / То ведь тело Пожарского:

Голова его по собе[199] лежит / Руки, ноги разбросаны,

А его бело тело во части изрублено

И разбросано по раздолью широкому.

Эти казаки-молодцы его тело собрали

Да в одно место складовали,

Они сняли с себя липовой луб[200] / Да и тут положили его,

Увязали липовой луб накрепко,

Понесли его, Пожарского, Конотопу ко городу.

В Конотопе-городе / Пригодился там епископ быть,

Собирал он, епископ, попов и дьяконов

И церковных причетников

И тем казакам, удалым молодцам,

Приказал обмыть тело Пожарского,

И склали его бело тело в домовище[201] дубовое

И покрыли тою крышкою белодубовою.

А и тут люди дивовалися, / Что его тело вместо срасталося[202].

Отпевавши надлежащее погребение,

Бело тело его погребли во сыру землю / И пропели петье вечное

Тому князю Пожарскому.

(Исторические песни, с. 206–210)

Глава 4. «Не нам, не нам, но имени твоему…»

Артикул воинский (26 апреля 1715 года)

Военное законодательство Петра Великого по части обеспечения надлежащего богопочитания и уважения воинских чинов к лицам духовного звания было прямым наследником византийских военных трактатов. Первый артикул словно повторяет народную пословицу: собираясь на службу, молись вдвое, собираясь на войну, – втрое, против обыкновенного.

Артикул же, изданный А. Д. Меншиковым для службы в кавалерии, предписывает воину особо хранить себя от сквернословия, к сожалению, весьма распространенного в армии и на флоте, как явления оскорбительного и несовместимого с чистотой мысли и сердца. Согласно артикулу, начальник, употребляющий бранные слова, низводит себя на один уровень с подчиненным, утрачивая моральный авторитет и влияние, возвышающие его личность.

О присяге, каким образом присягу или обещание проводить, от генералов и до фенриха[203]

Положить левую руку на Евангелие, а правую руку поднять с простертыми двумя большими пальцами. А солдатам (поскольку их много) правую только руку поднять перед лежащим Евангелием, и говорить за читающим присягу, и по прочтении целовать Евангелие.

Эта присяга бывает генералитету в воинской консилии[204], а штаб-, обер- и унтер-офицерам и солдатам при полку или роте, при распущенном знамени.

Присяга или обещание людей всякого воинского чина

Я (имя рек) обещаюсь всемогущим Богом служить всепресветлейшему нашему царю государю верно и послушно, что в этих постановленных, также и впредь поставляемых воинских артикулах, что те в себе содержать будут, все исполнять исправно. Его царского величества государства и земель его врагам, телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах, и штурмах, и в про