Начиналась жизнь - Файвл Соломонович Сито

— Посмотри, Лямза, на этого командира…

И Сенька, не долго думая, ударил командира в зубы.

С Сенькой не стали церемониться, посадили его в карцер. Сенька скрежетал зубами, колотил в двери, но все только смеялись над ним.

— Ничего, Горобец, хоть бейся головою о стенку, ничто тебе не поможет!

Они смеялись, так как знали, что здесь их власть. Здесь хозяин — коллектив, и его приказ надо выполнять.

Прикажет тебе коллектив вычистить мусорную яму — чистишь.

Прикажет в город съездить за дровами — едешь.

Прикажет мыть полы в спальне — моешь.

Прикажет чинить стулья в столовой — чинишь.

Прикажет: садись и учись арифметике — садишься и учишься.

Тут надо делать то, что хотят все ребята. И это не плохо. Так мне кажется. Да!

* * *

Когда Сеньку выпустили из кутузки, он хорошенько избил командира сада и сбежал из колонии. Правду говоря, он и меня пытался потащить с собой, но я не хочу быть больше беспризорным, потому что я нашел свой дом.

Я пробовал уговорить его:

— Оставайся здесь. Послушайся меня.

— Лямза, ты никчемный парень. Дали бы тебе пожрать, и ты готов остаться даже в приюте.

— Нет, Сенька, я остаюсь здесь не только ради жратвы. Я останусь тут навсегда. Нравится мне тут, и баста!..

Так скучно мне здесь без Сеньки, что хоть на стену лезь. В сумерки я часто сижу во дворе и любуюсь закатом солнца. Я никогда раньше не замечал, как это красиво. Красное солнце, похожее на спелый разрезанный арбуз, медленно спускается по небу…

Я сегодня впервые пригляделся и к звездам, они мне тоже очень понравились. Ой, сколько их на небе! И все они смотрят на меня!

Когда со мной нет Сеньки, мне кажется, что у меня не хватает правой руки. А не пойти ли его поискать? Он сказал, что будет у ближайшего железнодорожного поста. Если я передумаю, то могу там его найти. Я выхожу со двора и иду все дальше и дальше. Я должен разыскать Сеньку и привести его назад в колонию.

Уже стемнело, луна следует за мной… Шаг за шагом… Я никогда не знал за луной такой привычки: шпионить за людьми. Быть может, она когда-нибудь еще и выдаст тебя? А ты и не догадаешься, кто тебя предал.

Я иду… Издали мне подмигивает огонек. Он зовет меня. Я подхожу к посту. Сенька лежит в траве и храпит. Я не хочу его будить. Он не должен знать, что я его ищу. Я ложусь на траву, неподалеку от Сеньки, и начинаю дремать. Внезапно я вижу над собой нашего зава. Он стоит рядом со мной и говорит:

— Ничего, Лямза, поживешь немного с нами — пошлем тебя на завод. Хочешь работать на заводе?

— Еще бы!

— Пошлем тебя! И Сеньку пошлем, когда он перестанет дурака валять.

— Он не валяет дурака. Он не из таких. Просто командир придирается к нему, а он парень вспыльчивый… Я ведь его хорошо знаю. Да.

— А я его знаю еще лучше. Ты думаешь, я не присматриваюсь к вам? Я все вижу. Я видел, как ты вечером ушел из колонии без разрешения. Куда ты ходил? А?

Что-о? Откуда же он об этом узнал?

— Я просто прогуливался возле колонии, — сказал я заву.

Я просыпаюсь. Зава нет. Вместо него надо мной стоит Сенька Горобец.

— Долгонос, откуда ты взялся здесь? И что ты мелешь обо мне?

Что ему ответить? Оказывается, это был сон.

— Куда ты собираешься, Горобец?

— Тебя послали за мной, что ли?

— Никто за тобой не посылал и не пошлет. В колонии ли ты, сбежал ли ты, — до этого никому дела нет.

Мой ответ, видимо, озадачил Сеньку. Он посмотрел так, будто хотел сказать: видно, это какой-то особенный приют.

— Горобец, ты ошибся. Ты думал, что это приют, а это совсем другое…

— Я есть хочу, Лямза! — внезапно произнес Сенька. — Аж живот подвело. Разживись-ка.

Где же мне тут разжиться? Пост очень мал, и людей не заметно.

— Горобец, я видел однажды в кино, как один голодный поджаривал свои ботинки и жевал.

— Во-первых, я босой, — отвечает Горобец. — А во-вторых, это бывает только в кино. Там один прыгнул с летящего аэроплана и пошел себе, точно соскочил со ступеньки, а не с высоты ста этажей.

— Как же это могло быть?

— Лямза, — говорит Сенька, — я умираю с голоду, язык едва ворочается во рту. Давай пойдем пешком в город, а оттуда куда-нибудь поедем.

— Нет, Горобец! Никуда я не пойду и никуда не поеду. Я возвращаюсь назад в колонию и хочу, чтобы ты вернулся со мной. Мы должны бросить воровскую жизнь.

— В колонию, — говорит он, — я не вернусь… А уж если вернусь, то вышибу командиру сада все зубы.

— Ладно, вышибешь ему все зубы. Это твое дело.

Мы идем. На этот раз Сенька меня послушался. Мы шагаем обратно в колонию.

Еще очень рано. Мы шагаем по мокрой траве, и холодная роса щекочет наши босые ноги. Колония находится в бывшем монастыре. Высокая колокольня, с красным знаменем на верхушке, полощет в пруду свою тень.

11. КОМАНДИРЫ

Недавно между нашим завом и Сенькой произошла такая беседа:

— Сенька, скажи правду, не хочется тебе больше на вокзал?

— А если хочется?

— Иди.

— А если я не хочу?

— Тогда будь таким, как все ребята.

— А если я не хочу быть таким, как все ребята?

— Ну, брось свои штуки.

— А если я не хочу бросить?

— Тогда мы заговорим с тобой иначе.

— Ну, а если ты заговоришь иначе, что тогда? (Мы все с завом на ты. Он сам хочет, чтобы мы себя чувствовали с ним как равные.)

— Я вовсе с тобой перестану говорить.

— А тогда что?

— Увидишь!

— А что я увижу?

Сенька расставил ноги и ехидно улыбнулся.

— Мы тебе такое покажем, что тебе вряд ли понравится.

— Например?

— Стоит ли с тобой говорить, если ты не хочешь расстаться со своими уркаганскими привычками.

Сенька не выдержал:

— Если так, то наплевать мне на тебя с высокой колокольни.

— Грубиян! С кем ты разговариваешь?

— С тобой.

Тут уже зав вспылил и сказал:

— Завтра мы обсудим твое поведение на совете командиров.

— Подумаешь, как испугал, аж в жар бросило!

— Погоди, станет еще жарко! Будет тебе баня!

Сенька стоит и смотрит на небо. И что он смотрит туда, какое небу дело до него? У неба свои заботы. Небо смотрит так, будто говорит: моя хата с краю, ничего не знаю.