Еще шла война - Пётр Львович Чебалин

Дмитрий промолчал. Молчала и Вера, мяла на клеенке хлебный мякиш своими тонкими, гибкими пальцами. Он догадывался, что сестра не все сказала ему, некоторое время выжидал, но так и не дождавшись, спросил:

— Обо мне что-нибудь спрашивал Пышка?

— А то как же, — не поднимая головы, отозвалась Вера, — про тебя и про всех ребят.

— Интересно, что же он спрашивал?

Вера коротко вздохнула.

— Дурень ты нерасчетливый, что в шахту полез, — вот что сказал твой Пышка. — Голос ее прерывался. — А еще сказал: если б ему твои музыкальные способности, то он в самую Московскую консерваторию пробрался бы… И ругательным словом обозвал тебя. Я хотела ему портфелем по башке съездить, а он схватил меня за руку и так снегом натер щеки, что еще и сейчас…

Вера не договорила, закрылась руками и побежала в спальню.

II

Мите не терпелось узнать, говорил ли Эдик что-нибудь об Ирочке.

Ирину Звонцову, сестру Эдика, Дмитрий знал с детства. Это была высокая, стройная, очень подвижная девушка с копной светлых искрящихся волос, которые она время от времени красивым взмахом головы отбрасывала за спину. Смелая, прямая в своих суждениях, Ирина была любимицей сверстниц. Ей легко давалась учеба. Особенно нравилась география. Она без конца могла рассказывать о разных странах и отважных путешественниках. Ее слушали с жадностью. И когда она признавалась, что многое из рассказанного придумала сама, ей никто не верил. Так искусно она умела вплетать свою невинную красивую ложь в подлинную правду жизни. Не было дня, чтобы Ирина не приходила в школу с каким-нибудь интересным приключенческим романом. То были побывавшие не в одних руках книги. Где Звонцова брала их, никто не знал. Ирина ревниво оберегала свою тайну. Если подруги приставали к ней с расспросами, она только вздыхала и таинственно улыбалась.

А Дмитрий хоть и знал, где она берет книги, но молчал. То была их общая маленькая тайна. Она сблизила их, и эта близость обещала со временем перерасти в большую дружбу.

В доме Звонцовых еще с военных лет хранилась большая библиотека. Она состояла из старых, дореволюционных изданий. Здесь можно было встретить приложения к журналам «Нива», «Огонек», «Родная речь»; разрозненные тома из «Библиотеки приключений», собрания сочинений Мережковского и Пушкина, Бенедиктова и Сологуба, Майн Рида и Лескова… Все это, как ненужный хлам, покоилось в темном чулане. Когда Ирина хотела выбрать какую-нибудь книгу, она зажигала свечу и, чихая от пыли, подолгу рылась в огромной бумажной куче.

Библиотеку Адам Семенович Звонцов, отец Ирины и Эдика, во время оккупации перетащил на себе из дома старого врача Сабурова, который незадолго перед тем умер. Решив, что библиотека, должно быть, ценная и когда-нибудь принесет ему большие деньги, а может быть, и славу спасителя сокровищ, Адам Семенович долго хранил книги под тяжелым амбарным замком, никого из домочадцев не допуская к ним. Однако на поверку библиотека оказалась заурядной и ценности не представляла. Тогда огорченный Звонцов велел жене употребить книги на растопку. Несмотря на то что Ирина строго оберегала их, книги с каждым днем все убывали и убывали.

И вот однажды Ирина показала Дмитрию библиотеку, но прежде заручилась клятвой, что он никому о ней не скажет. Митя неожиданно почувствовал, что эта девушка в один день стала ему гораздо ближе и понятней, чем за все годы, проведенные с ней в школе.

Тогда же она с чувством сказала:

— Теперь мы с тобой, Митя, вроде брат и сестра, ладно?

Митя признательно взглянул на нее и изумился:

— А Эдик?

Она нахмурила брови, сказала сердито:

— Он вредный и противный!

И Дмитрий понял, что Ирина недолюбливает брата. В школе Эдика ребята тоже не любили.

Они часто встречались в шахтном парке и подолгу засиживались на скамейке, скрытой от посторонних глаз кустами сирени. Говорили о разном: перебирали в памяти прочитанные книги, мечтали вслух об учебе в институте. Особенно любила говорить Ирина о своих планах, она твердо решила поступить на исторический факультет.

Митя туманно представлял свое будущее, потому больше молчал, слушая с интересом Ирину. Да, ее будущее, которое она так увлеченно и вдохновенно рисовала, было заманчивым и прекрасным, и он верил, что именно таким оно непременно должно быть у нее. Она ждала его уверенно и терпеливо. И только иногда вдруг не выдерживала, начинала жаловаться, что дома ей все надоело, что ждет не дождется, когда, наконец, уедет, в большой город. Ее жалобы Митя старался пропускать мимо ушей, но при этом делал вид, что слушает с интересом и сочувствием.

Заметив, что он отмалчивается, Ирина как-то спросила:

— А ты, видать, решил здесь век свой прожить?

— Я поступлю в консерваторию, — не задумываясь, ответил Митя, — в том городе, где ты будешь учиться.

Ирина знала, что он отлично играет на пианино, поэтому поверила и благодарно прижалась к нему плечом. Дмитрий почувствовал, как до удушья тяжело забилось сердце. Сам не понимая того, что с ним творится, порывисто обнял девушку и поцеловал в крепко сжатые губы.

Ирина обиженно дернула плечиками и, к его удивлению, проговорила совершенно спокойно:

— Это ты зря, Митя. Ведь мы еще не знаем, любим ли друг друга. — А потом вдруг спрятала лицо в раскрытую книгу, вскочила и скрылась в темной аллее.

Осенью Ирина уехала в Харьков и, как писала потом, успешно сдала экзамены в институт.

В день отъезда она была особенно хорошенькой и вся дышала простосердечием и близостью. Она часто брала Митю под руку, уводила с танцевальной площадки и вполголоса доверительно спрашивала:

— Ты будешь писать мне каждый день, правда?..

Глаза ее были широко открыты и блестели.

Митя старался казаться спокойным и в ответ, пересиливая волнение, лишь крепко прижимал к себе ее локоть.

Ирина писала часто. Письма ее были пространные и интересные. В такие минуты хотелось бросить все и ехать к ней, окунуться в веселую студенческую среду, жить ее жизнью. Но затем письма стали приходить все реже. И хотя они по-прежнему были проникнуты теплотой, все же он не стерпел и упрекнул Ирину. В ответ получил пространное письмо, в котором она оправдывала свое молчание «сумасшедшей учебной программой». Дмитрий поверил ей и успокоился.

III

Позади остался мир ранней юности, объятый вихрем радостных мечтаний и дерзких надежд, когда в осуществление любой мечты искренне веришь. Митя ставил себя в самые трудные жизненные условия и всегда выходил победителем, он всюду щедро сеял добро