Нацистская Германия против Советского Союза: планирование войны - Коллектив авторов

опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость и могли выстоять в самых напряженных боях»[857]. Помимо прочего, советские офицеры и генералы продемонстрировали способность быстрой обучаемости искусству ведения современной войны. Осмысливая, по сути дела, на ходу уроки первых тяжких поражений, они сумели в относительно короткие сроки овладеть наукой побеждать, цена которой была, однако, высокой[858].

Благодаря беспрецедентной по своим масштабам переброске промышленных предприятий из угрожаемых районов на восток страны, руководство Советского Союза сумело, вопреки предвоенным прогнозам немецких аналитиков, развернуть здесь мощную военно-экономическую базу. В то же время экономика Германии, несмотря на эксплуатацию экономической и ресурсной базы оккупированных стран, не справлялась с требованиями принимавшей затяжной характер войны.

Несмотря на очевидные признаки того, что события развиваются явно не по плану, что сопротивление Красной армии не только не сломлено, но и возрастает, А. Гитлер продолжал пребывать в ослепляющей, иррациональной уверенности, что еще одно усилие, еще один рывок, и противник будет разбит. По сути, теперь он занимался конструированием виртуальной действительности, все более расходившейся с жестокими реалиями военного времени.

После начала контрнаступления советских войск под Москвой в декабре 1941 г. просчеты политико-стратегического планирования, как ни старалась пропагандистская машина Третьего рейха, скрыть уже было невозможно. Ни одна из сформулированных военно-стратегических задач планом «Барбаросса» реализована не была. Разгромить основные силы Красной армии в приграничных сражениях не удалось: приковав к себе огромную массу немецких войск, продолжал, несмотря на варварскую блокаду, защищаться Ленинград, непоколебимой твердыней стояла Москва.

Не были реализованы также экономические цели войны. Немецкий историк Р.-Д. Мюллер подчеркивал, что, «Гитлер вкладывал в понятие блицкрига такую целеустремленную военную стратегию, которая имела своей целью получение необходимых средств для ведения длительной войны»[859], то есть непрерывно разворачивавшейся во времени и пространстве борьбы за доминирование на европейском континенте, а затем и в мире. Однако борьба за быстрейшее овладение ресурсами Советского Союза провалилась. Тысячи заводов и предприятий, вместо того чтобы достаться Германии, под огнем противника были эвакуированы на восток.

Роковое решение об открытии второго фронта против Советского Союза, в расчете на неоспоримые преимущества вермахта и молниеносность военной кампании, обернулось авантюризмом. Ставка на превосходящую военную силу оказалась недостаточной, а само военно-стратегическое планирование, как выяснилось, страдало существенными просчетами, связанными в первую очередь с недооценкой политических, военных и военно-экономических возможностей Советского Союза, а также с динамикой международно-политических отношений. Официальный Берлин, имея относительно достоверные данные о дислокации и силе советских войск в приграничных округах, не представлял в полной мере степень устойчивости советского политического режима, мобилизационных ресурсов СССР. Германское командование не смогло правильно оценить потенциал советской военной экономики, просчитать возможность эвакуации большей части оборонных объектов из угрожаемых районов в восточные. При планировании войны с СССР такие черты мощи РККА, как ее стойкость, способность советского командования в относительно короткие сроки и в крайне неблагоприятной обстановке регенерировать оперативно-стратегическое и тактическое мастерство, германским руководством отвергались. Главный порок германского военно-стратегического планирования заключался в том, что он не отражал реального соотношения сил между Германией и Советского Союза в случае длительного характера войны.

В то время как нацистская Германия продолжала в своем планировании исходить из концепта «молниеносной войны», СССР, на основе своего потенциала, был значительно лучше подготовлен к ведению навязанной «войны на истощение», исход которой зависел от того, кто из противоборствующих сторон выдержит огромное напряжение (экономическое, моральное и собственно военное) затяжной войны. Аналогичные ошибки были допущены Германией и в ходе военно-стратегического планирования накануне Первой мировой войны.

Так, схожие просчеты у Германии в 1914 и в 1941 г. были в отношении возможного поведения союзников – в частности, Италии, объявившей с началом Первой мировой войны нейтралитет, и Японии, уклонившейся от открытия второго фронта против Советского Союза, после того как вермахт стал терпеть здесь неудачи. Не оправдались надежды Берлина и на выжидательную позицию Великобритании. Катастрофическую роль для Германии сыграло то, что в расчете на сокрушающую мощь первого удара накоплению стратегических резервов уделялось остаточное внимание. Это потребовало срочного перевода экономики страны на военные рельсы, что явилось запоздалой и недостаточной мерой.

Анализируя причины поражения Третьего рейха, Ф. Гальдер уже после войны пришел к выводу, что Германия не могла решить «удовлетворительно» своих задач «военными средствами». «Их должен был и мог решить политик, пойдя с Западом против Востока или с Востоком против Запада»[860].

Несмотря на обреченность политико-стратегических планов Германии в отношении Советского Союза, их реализация в первые годы войны привела к неисчислимым жертвам и страданиям для советского народа. Рассчитывая на быстрый успех, Гитлер не стал в период планирования прибегать к мерам «тотальной» войны (в традиции фон Секта – Людендорфа), предполагавшей мобилизацию всех материальных и духовных сил нации для достижения победы. Однако в отношении Советского Союза применялся другой аспект «тотальной» войны: ее ведение не только против вооруженных сил, но и – бесчеловечными средствами – против гражданского населения.

Преступные действия нацистской Германии поставили на повестку дня вопрос о выживании советского народа в буквальном смысле слова. Это с первых же дней предопределило ее подлинно всенародный характер. В годы Великой Отечественной войны военные шинели в Советском Союзе (с учетом служивших в кадровой армии к началу войны) надели 34,4 млн человек, или каждый пятый гражданин СССР (!). Эта вырванная из мирной жизни многомиллионная масса людей по своей численности равнялась населению пяти европейских государств – Дании, Нидерландов, Норвегии, Швеции и Финляндии[861]. Около 27 млн советских людей, значительная часть из которых были мирными жителями, отдали свои жизни за свободу и независимость своей родины и всего мира, погибли от рук нацистских извергов и их приспешников[862]. Никогда прежде в своей многострадальной истории страна не сталкивалась с такими огромными потерями. Даже восьмилетний период двух войн – Первой мировой и Гражданской – с их широкомасштабными военными действиями, тифозными, холерными, малярийными и прочими эпидемиями унес убитыми, умершими от ран и болезней почти в три раза меньше – 10,3 млн человек[863]. Для сравнения, другие ведущие участники антигитлеровской коалиции в годы Второй мировой войны потеряли: США – 418 тыс. человек, Великобритания – 450 тыс. человек, Франция – 600 тыс. человек. Лишь потери Китая, составившие 20 млн человек, сопоставимы с потерями Советского Союза.

Масштабы понесенных потерь свидетельствуют об огромной тяжести борьбы, которую в годы войны пришлось вынести народам Советского Союза. Это было обусловлено тем, что Великая Отечественная война стала не просто важной составляющей Второй мировой войны, но определила ее основное