Смерти смотрели в лицо - Виктор Васильевич Шутов

ведь не подозревают, что я партизанка. И никогда не будут подозревать. Утром, я надеваю шелковое платье, на пальцы кольца, на шее гранатовое ожерелье, беру портфель с листовками и отправляюсь на работу. Представляете? Полицейские, глядя на меня, почтительно сторонятся, думая, что я немецкая фрау.

Они дождались ночи. Ольга Александровна ушла в свою комнату и легла спать. Августа Гавриловна рассказала о знакомстве со Шведовым, о своем намерении уйти за линию фронта. Ирина Васильевна доложила, что печатание сводок идет нормально, тексты она получает регулярно.

— Вы представляете, какой переполох наделал недавно Костя? — шептала Чистякова.— Поднял всех на ноги!

Аввакумов устроился работать пожарником в клубе «Металлург», где демонстрировали фильмы. Ирина Васильевна дала ему пачку листовок. Во время сеанса Костя залез на чердак и бросил в отдушину десятка полтора прокламаций. В зале поднялся шум, зажгли свет. Появились жандармы и стали у выхода. Аввакумов скатился по внутренней лестнице в подсобное помещение и остаток листовок положил под урну в уборной.

Зрителей начали обыскивать и выпускать по одному, Костя открыл двери на другой стороне зала, и те, у кого были заветные листки, ушли.

— Отчаянные у нас люди,— закончила рассказ Ирина Васильевна.— Но мы отвлеклись. Пора браться за дело.

Она достала из-под столика, накрытого длинной скатертью, пишущую машинку, поставила ее на кровати. Дверь занавесила теплым одеялом и села на маленькую скамеечку перед машинкой.

— Ни пуха, ни пера,— прошептала Богоявленская и вышла в коридор.

Опустилась на крылечко и вытянула уставшие ноги. Тишина обволокла землю, высоко в небе перемигивались звезды, такие привычные и непостижимо загадочные... За спиной слышался стук машинки. Августа Гавриловна напряглась: Ирина ведь каждую ночь печатает листовки, а она сидит на стреме от случая к случаю.

Кто-нибудь услышит машинку — и произойдет непоправимое. «Что-то нужно придумать... Если бы среди полицейских был свой человек. Постой-ка, Лютому в Доле оставаться нельзя. А если его попросить? В интересах дела пусть поступит в полицию».

Небо рассек яркий луч прожектора. Где-то далеко-далеко послышался гул мотора. Еще один светлый столб поднялся в зенит. Августа Гавриловна позвала Чистякову. Гул русских самолетов уже явственно слышался над головой. Блестящие кинжалы прожекторов скрестились.

— Дудки! — азартно прошептала Ирина Васильевна.— Не поймаете нашего Ивана. Не поймаете... А вы, родные соколы, бомбите, сильнее бомбите этих зверей!

Вскоре Богоявленская узнала, что Ломоносов передал Поляковой полученные у Шведова листовки. На раннем рассвете Татьяна пошла к общежитию добровольческого батальона и в открытое окно бросила прокламации спящим солдатам. Весь день они шушукались меж собой. Кое-кто подальше спрятал призыв подпольщиков переходить на их сторону.

На конспиративной квартире Шведов снова увиделся с Ломоносовым и Дмитриевым. Он дал им задание похитить машину из гаража на Второй линии.

— Вы подключитесь к группе Бородача. Встреча завтра в двенадцать в горсаде.

— Днем? — удивился Дмитриев.

— Вы, надеюсь, будете в форме. Подойдете к Бородачу и поздороваетесь по-немецки, а прикурить попросите на русском языке. Это будет пароль,— сказал командир.— Бородача узнаете сразу. Высокий, с окладистой черной бородой. Тоже в форме.

В отряде появился типографский шрифт. Его достал через своего тестя Арутюнян. Знакомый шофер сказал Шведову, что видел в гараже печатный станок.

К приходу Вербоноля, Дмитриева и Ломоносова возле гаража уже дежурили Борисов и Оленчук. Был обеденный перерыв, один слесарь-немец возился со скатом. Подпольщики обшарили все закоулки в помещении, но станка нигде не обнаружили. На ремонтных канавах стояло три грузовика. Две легковых оказались без аккумуляторов. У пяти машин не хватало то ската, то руля, то коробки скоростей. Вербоноль с досады выругался.

Дмитриев обнаружил бочку с маслом в гараже и предложил:

— Вот бы поджечь.

— И я об этом подумал,— отозвался Вербоноль. Затем с Ломоносовым зашел за мастерскую, показал на бочки с бензином.

— Канистру оттащи к легковым,— прошептал он.— Плесни немного.

Достал из кармана брюк небольшой, похожий на кусок туалетного мыла пакетик, подложил его под бочку с бензином.

— А это вам,— сказал Андрей Андреевич, вытаскивая из другого кармана два тонких мотка бикфордова шнура. Подал Грише и Жене.— Минуты на три хватит. За это время уйдем.

...Они стояли возле моста через металлургический завод. Черный столб дыма поднялся сперва в одном месте, потом взметнулся в другом, раздался взрыв, и гараж запылал. К приезду пожарных десять машин были обуглены и покорежены.

Граф нервничал. Он то смотрел в окно, то поворачивался к собравшимся следователям. Пытался скрыть свой гнев, ибо считал его врагом разумных решений и признаком бессилия. И все-таки он был взвинчен. Поспешный допрос и немедленный расстрел рутченковской группы не помогли уничтожению подпольщиков, наоборот, создавалось впечатление о еще большей их активности и смелости. Какое к черту впечатление! Факты, сплошные факты! Одному провидению известно, почему Берлин так мягко отреагировал на взрыв прифронтового склада. А может, еще последуют выводы? Комиссару Майснеру сошло с рук, так как он в Сталино недавно, но успел раскрыть и уничтожить две группы бандитов: в конце февраля окружил подпольщиков в доме на Скотопрогонной и сжег их, а в конце апреля напал на следаявдеевской группы, арестовал и расстрелял 26 человек. Граф и его новый шеф штурмбанфюрер Кюртинг доложили в Берлин, что подорвавшие склад признались и расстреляны. Но в действительности подпольщики на допросах молчали, и кто совершил диверсию, Граф не знал, и это не давало ему покоя.

— Бандиты обнаглели, господа следователи,— сказал он, сдерживая себя,— Начали с окраин и подобрались к центру города. Позавчера сожгли военный гараж, сегодня ночью на Калиновке в грязной воде всплыло два трупа офицеров. Листовки, как мошкара, появляются в разных концах города. Мало этого, они попадают в карманы начальников полиции — на первом участке и на вокзале.

Оберштурмфюрер стал повышать голос и, вдруг замолчав, отвернулся к окну. «Не хватает, чтобы я сорвался на крик,— подумал он.— Но они орудуют под самым носом. Проклятый город. Комендант пригрозил написать докладную о гибели офицеров».

...Андрей Андреевич выследил на Калиновке офицеров, которые поселились у одинокой старухи. Позавчера часов в десять вечера он, Борисов и Оленчук пошли на квартиру к старухе.