Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992 - Александра Владимировна Кузнецова-Тимонова

Что советовали делать кубинцы, чтобы не заболеть малярией, или же переносить ее в более-менее легкой форме: ударная доза – четыре таблетки по три раза в день, ризохин или что там еще, не помню, в течение трех дней. Если печень нормальная – выдержишь, не помрешь (смеется)] Любая малярия загибается, лишь бы не вместе с больным. Кубинцы ставили людей на ноги за кратчайшие сроки: от трех дней до двух недель.

Что греха таить, из Союза иногда приезжали некоторые военные врачи, тупые!.. Он больному должен капельницу поставить, раз пять в вену пытается попасть, и все никак! Один раз был случай, когда больной вырвал у такого врача иголку и сам нашел себе вену, и сам поставил. Врач его подозрительно спрашивает: «Ты что, ширяешься?» А тот в ответ: «Да куда там, просто мама – врач, научила еще в детстве». Кажется, такое с Игорем Ждаркиным было.

Однако большинство были настоящими профессионалами, кто там работал. В Менонге был, помню, доктор – Файзуллин, татарин, так к нему все ходили, и военные, и гражданские, и советские, и местные. Он очень опытный был врач, квалификации широчайшей. Как-то он нам рассказывал: приходит ко мне анголанка, лет двадцать – двадцать пять. Молодая, короче. Говорит: что-то с головой плохо, болит. Ну ладно, давай посмотрю, я же врач. Начал смотреть – а у нее слева в черепе осколок засел, кость прошита! Типичное осколочное ранение. Достал этот осколок, перевязал – и она ушла, очень довольная! Хороший доктор, говорит.

– Сами сколько раз болели малярией?

– Два раза.

– В тяжелой форме?

– А что понимать под тяжелой формой? Легкой, вроде, у нас не было. Первые ощущения при малярии – это температура, озноб и трясет всего, понос и рвота, и через каждые два-три часа бежишь в туалет. Первый раз я заболел в Менонге, но там все прошло еще более-менее, в ноябре 1986 года. Потому что не попал в сезон дождей. А вот второй раз – в Куито-Куанавале – я заболел как раз в сезон дождей. Было весело: на улице дождь льет, ты и так встать не можешь, а еще под этим всем в туалет выходить! Ощущение, конечно, не из приятных. А так я не помню, чтобы кто-то из наших на ногах переносил малярию.

Тем более что от этой таблеточной профилактики многие почти сразу отказались. Единственной профилактикой, по сути, оставались «наркомовские сто грамм», когда они были, конечно. Не зря же португальцы с циррозом печени все из Анголы убежали (смеется)!

А если не было, мы сами делали. Брагу, например, ставили, «привет Горбачеву», с перчаткой на банке. Берется обычная трехлитровая банка, на три пальца засыпается рисом. Все это заливается водой, еще туда кидаются корки черного хлеба. Ну, а если были дрожжи – это высший пилотаж. Надевается сверху перчатка – резиновая, медицинская! Ставится под кровать, там все это начинает бродить. Бродит-бродит-бродит, перчатка начинает надуваться, раскачиваться, как будто кто-то рукой машет – вот это и называлось «привет Горбачеву»! А когда все это перебродило – перчатка падает. Продукт готов к употреблению. Можно было, конечно, еще через самогонный аппарат перегнать, только до него обычно не доходило, заканчивалось бачком браги. Как говорил у нас один полковник, не помню фамилии: «Если б я когда-нибудь узнал, что, будучи полковником, стану самогонку гнать…» Он был из пехотной бригады.

А вот местную «капороте» мы не пили. Наши как-то пошли в «веску» местную, к ангольцам, взяли этой «капороте». А один из наших, Сергей Рымаръ, потом говорит: «Что-то у меня сомнения насчет нее». А что такое? Оказалось, ее несли в полиэтиленовом пакете, а в нем была дырочка, чуть-чуть напитка пролилось, и показалось, что на том месте все расплавилось! Может, там просто краска облезла, не знаю. Но пить побоялись. Сам я ни разу не пробовал. Хотя другие пили и нахваливали. Виски, было дело, покупали.

Климат в той местности, где я находился, тоже своеобразный. Лето в Южном полушарии начинается с января, что знаменует собой сезон дождей. При этом духота и обилие комаров. Зима здесь начинается в июне. Этот период характеризуется довольно большими перепадами температуры: днем – жарко (35-40), ночью – холодно, но влажность относительно низкая. А так как на дивизионы выезжали очень рано, да еще и на открытых наших машинах, холодный воздух пронизывал насквозь.

На той южной широте, где мы находились, темнеет рано – в 18.00. Поэтому на дивизионах находились до пяти часов вечера, чтобы не возвращаться в темноте, в целях нашей безопасности.

Долгие темные вечера мы коротали по-разному. В основном, это преферанс, нарды, письма из дома, которые были единственной отдушиной в тех непростых условиях и которых мы с нетерпением ждали при каждом рейсе к нам самолета из Луанды. Лично я занимал себя тем, что начал изучать португальский язык, чтобы облегчить себе жизнь при общении со своими подсоветными, так как на нашу группу из восьми человек был только один переводчик (молодой, лет двадцати, младший лейтенант[234]) после годичного обучения в Военном институте, который, в основном, обеспечивал работу старшего нашей группы. А с нами на дивизионах он работал уже по остаточному принципу: когда он есть, а когда его и нет.

Изучение языка меня заинтересовало. Сначала переводчик, Дима Герасимов, провел с нами что-то вроде занятий. Потом смотрю – в свободное время кто в шеш-беш играет, кто в карты, кто журналы рассматривает всякие… Я от скуки и попросил: Дима, дай мне учебник! Дима дал. Смотрю: окончания – как у нас, – эш, – аш. Вроде понятно (улыбается). Еще сначала, когда только на дивизион приехали, я брал Диму за ворот и пытал – как это называется, как то называется, ангольцы называли, Дима переводил, и я все себе в блокнот записывал. Потом почитал учебник, все спряжения, склонения, окончания, местоимения и прочее. Писать в тетрадке учился печатными буквами, как положено. Потом, когда уже начал что-то соображать, Дима приволок какие-то комиксы на португальском и говорит: «Давай, читай мне, что непонятно, переводить будем». Таким вот методом большого первоначального желания. Короче говоря, через три месяца я уже мог объясняться с ангольцами на какие-то наши технические темы, а через шесть месяцев мог общаться с ними уже на бытовом уровне и обходиться без переводчика.

– А начальство приветствовало изучение специалистами португальского или начальству было все равно?

– Не знаю. Наверное, приветствовало, потому что мы переводчиков от них дергать переставали. Потому что переводчик ведь работал реально со старшим, с советником командира чаще всего. Это и стало одной из причин, почему я язык начал учить. А то выезжаешь на дивизион