Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне - Валерий Николаевич Замулин

правительством принимается решение о создании танковых школ, затем академии моторизации и механизации, открываются и курсы переподготовки при этой академии. С середины 1930-х гг. для повышения профессионального уровня весь командный состав танковых и механизированных соединений пропускают через сеть этих учебных заведений. В начале июня 1935 г. на годичные курсы при Военной академии ММ РККА зачисляется и М.Е. Катуков.

В сентябре 1937 г. он возвращается в свой корпус и сначала назначается начальником штаба 135-й стрелково-пулемётной бригады, а с апреля 1938 г. – исполняющим обязанности начальника штаба 45 мк. «Службу штабную, не хвастаясь, знал не плохо, – писал впоследствии Михаил Ефимович, – но тянуло в строй»[754]. Командование пошло навстречу этому желанию растущего командира, и 9 октября 1938 г. полковник М.Е. Катуков принимает 5-ю легкотанковую бригаду 25 тк КОВО[755], а в июле 1940 г. переводится на должность командира 38 лтбр.

В ноябре 1939 г. в Красной армии началась реорганизация бронетанковых войск, которая к началу войны так и не завершилась. Причем мероприятия первого этапа имели противоположное значение тому, что было решено реализовать на втором. Сначала было признано целесообразным имевшиеся тогда танковые корпуса расформировать, а вместо них создать однотипные танковые бригады четырехбатальонного состава с 258 танками БТ и Т-26. Одновременно предполагалось иметь такие же бригады, но укомплектованные 156 тяжелыми Т-28 и Т-35, а также 15 моторизованных дивизий, по 257 танков в каждой. Весной 1940 г. были сформированы 4 дивизии, 35 бригад первого типа, 4 – второго. Они могли действовать и совместно с пехотой, и выполнять самостоятельные задачи. По мнению некоторых советских исследователей, этот этап имел важное положительное значение для развития и совершенствования бронетанковых войск. Он опирался на накопленный опыт прежних лет, в том числе применение этого рода войск во время присоединения к СССР Западной Белоруссии и Западной Украины. Новая форма организации была более мобильна, легче, чем прежний танковый корпус, управляема и, что очень важно, отвечала требованиям массированного применения танков. «Видимо, не случайно наши танковые и механизированные корпуса в период Великой Отечественной войны имели в своём составе, как правило, 200–250 танков и САУ, – отмечал доктор исторических наук И. Крупченко. – Танковые дивизии немецкой армии этого периода тоже включали около 200 танков»[756].

Однако уже летом того же года было принято новое и, как показали события первых недель войны, ошибочное решение о создании более значительных по численности формирований – механизированных корпусов, состоявших из двух танковых и одной моторизованной дивизий, общей численностью более 1000 танков и более 35 000 бойцов и командиров[757]. При этом в их штатах предусматривалось явно недостаточное количество средств обеспечения и управления. Кроме того, оборонная промышленность оказалась не в состоянии за короткий срок выпустить столько техники, поэтому к началу Великой Отечественной их укомплектовать не удалось.

Возникло немало и иных проблем, для них не хватало всего, особенно подготовленных кадров. К концу 1930-х гг. танковые войска РККА были немногочисленными, а развернувшиеся политические репрессии выбили тысячи подготовленных специалистов. Они были уничтожены не только физически или направлены в лагеря и тюрьмы по надуманным обвинениям, но и просто уволены из вооруженных сил из-за политической неблагонадежности. Кроме того, значительная часть военнослужащих по тем же причинам не могла быть использована именно в танковых соединениях, хотя имела право продолжать служить в других войсках Красной армии. Поэтому ресурсы старших офицеров и генералов, из которых отбирали кандидатов на должность командиров и начальников штабов танковых дивизий и мехкорпусов, оказались скудными. Управление по командно-начальствующему составу НКО собирало их по всем округам. Отбор, собеседование и утверждение проходило в Москве в Центральном комитете ВКП(б). Помимо того что кандидат должен являться членом партии, к нему предъявлялись достаточно жёсткие профессиональные требования. Ведь управление столь мощным соединением было делом непростым.

К середине 1941 г. удалось укомплектовать управление более ста танковых дивизий, и в каждой из них почти полностью укомплектовать руководящее звено. Трудно сказать, насколько все подобранные командиры на тот момент соответствовали своим должностям. Люди были разные. Некоторых неудачи первых месяцев войны выбьют из колеи, и это будет иметь для них роковые последствия[758]. Однако именно в 1940–1941 гг. при создании мехкорпусов сформировался тот костяк командного состава, который станет основой советских бронетанковых войск в годы Великой Отечественной войны. В него вошли и впоследствии возглавили танковые армии однородного состава А.Г. Кравченко, В.М. Баданов, С.И. Богданов, Д.Д. Лелюшенко, М.Д. Синенко, а также ставшие командирами танковых корпусов, принявших участие в Курской битве, И.Д. Васильев, В.Г. Бурков, А.Ф. Попов, Б.С. Бахаров и ряд других. Среди тех, кто прошёл «чистилище» Старой площади[759], был и полковник М.Е. Катуков. Ему доверили сформировать на Украине 20 тд, которая должна была войти в состав 9 мк. Приказ НКО о назначении его комдивом был подписан 28 ноября 1940 г., в этой должности и застала его война.

Тот, кто впервые знакомится с учётно-послужными документами П.А. Ротмистрова, бывает немало удивлён тем, что первый в Красной армии маршал бронетанковых войск[760], прослужив в ней первые 19 лет, вплоть до начала 1938 г., никакого отношения к танковым войскам не имел. Но уже через три года стал заместителем командира танковой дивизии, а затем и начальником штаба мехкорпуса. Столь стремительный взлёт связан прежде всего с развернувшимися в это время политическими репрессиями. Любопытно содержание разговора, который состоялся у Павла Алексеевича с начальником ВАММ РККА после его экстренного отзыва с Дальнего Востока. Он показателен тем, каким образом шёл отбор специалистов на должности в этот период. «В октябре 1937 г., – вспоминал П.А. Ротмистров, – я неожиданно получил предписание передать полк своему заместителю и срочно убыть в Москву, в распоряжение Главного управления по командному и начальствующему составу Красной армии. Там мне так же неожиданно предложили должность преподавателя тактики в недавно созданной Военной академии моторизации и механизации РККА. Мотивировали это назначение тем, что за время службы на Дальнем Востоке, и особенно в штабе ОКДВА, я, мол, достаточно хорошо ознакомился с танковыми частями и подразделениями, видел их в действии в ходе учений и маневров и к тому же хорошо знал общевойсковую тактику.

На следующий день меня уже принял начальник академии дивизионный инженер И.А. Лебедев.

– Как же я буду преподавать тактику танкистам, если не был танкистом? – спросил я у Лебедева.

– Все мы когда-нибудь не были танкистами. Потребовали обучать танкистов – учим и сами учимся, – хмурясь, отвечал Иван Андреевич.

– Тогда прошу дать мне некоторое время для изучения техники и подготовки к проведению занятий со слушателями.

– Вот это другой разговор, – улыбнулся Лебедев»[761].

Как видим, в тот момент о фундаментальных знаниях или даже элементарной профподготовке речь не шла даже в академиях, просто иного выхода не было, жизнь не остановишь, требовалось срочно закрывать дыры – гасить ежедневно образовывавшиеся новые и новые вакансии. И подобное положение наблюдалось повсеместно.

Этот разговор стал решающим при переходе его в новый род войск. Преподавательская работа оказалась по душе полковнику П.А. Ротмистрову. Он глубоко и с большим интересом погрузился в неё. Для подготовки к лекциям использовал не только теоретические разработки по тактике и стратегии использования танков, но и отчёты о только что прошедших боях в Испании и на Дальнем Востоке. Павел Алексеевич планировал работать в академии долго, поэтому уже в 1939 г. подготовил и защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата военных наук, а чуть позже ему было присвоено учёное звание доцент. Два неполных года крепко связали его с бронетанковыми войсками, окончательно определив вектор его военной карьеры.

В ноябре 1939 г. вспыхнул советско-финляндский конфликт. В начале 1940 г. по личной просьбе с целью совершенствования знаний и получения практического боевого опыта его направляют в Карелию. Этот период жизни будущего командарма в исторической литературе практически не освещён. О нём мы знаем лишь по его воспоминаниям, которые, как показывают собранные архивные документы, далеко не полностью отражают как события, которые предшествовали выезду на фронт, так и пребывание в действующей армии.

Годы службы в академии были наполнены не только плодотворной работой по освоению нового поприща. Волна арестов прошла и по военно-учебным заведениям. Многие честные преподаватели были подвергнуты шельмованию, немало их сгинуло в лагерях и тюрьмах. Каждый день во всех академиях проходили собрания, на которых коммунисты клеймили позором «врагов, затесавшихся в их ряды». Не минула эта горькая чаша