Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

Когда поезд уже приближался к Петрограду, управляющий Станков поднялся со своего места и громко сказал, обращаясь ко всем:

— Расскажите дома и на заводе, как побывали мы у нашего царя-батюшки. Расскажите, как он прост и обходителен, как понимает наши нужды и обещал нам свои заботы… Как верит он в скорую победу над врагом… Часы всем покажите… Договорились?

Все разноголосо выразили свое согласие…

В это время в кабинете монарха тоже разговаривали о прошедшем приеме.

— Я доволен… я доволен… — задумчиво повторял царь. Он все-таки был возбужден этим необычным приемом. Сказал Хвостову — Хорошо подготовили это дело. Спасибо.

Хвостов благодарно склонил голову. Царь спросил у Гло-бачева:

— Ведь достойно похвалы, генерал?

— О да, — негромко ответил Глобачев. Он в эти минуты знал о Хвостове куда больше царя — не дальше как сегодня он читал агентурное донесение о том, что Распутин в кругу близких ему людей говорил, что Хвостов главный его враг, и клялся с целованием креста, что свалит его в самое ближайшее время. Есть у Глобачева информация и о том, что Хвостовым очень недовольна императрица, а это уже более чем серьезно.

— Я дам прессе указание напечатать отчеты о приеме рабочей депутации, — сказал Хвостов.

Царь насторожился:

— Только, ради бога, пусть не расписывают, а то я их знаю — так размалюют, что люди будут смеяться. А все было так мило, душевно и просто. Я бы желал, чтобы о приеме было написано коротко и даже намеренно сухо.

— Совершенно правильно, ваше величество, — вмешался Глобачев. — Об этом следует написать не как о каком-то чрезвычайном происшествии, а как про обычное дело в ряду других дел двора.

— Именно, — кивнул царь. — Мне интересно было бы узнать, каково впечатление у депутации?

— Будем знать еще сегодня, ваше величество, мой человек сейчас поехал с ними в Петроград, — заверил Глобачев. — Если соизволите, завтра же вам доложу.

— Хорошо бы еще узнать, как отнесутся к приему господа социал-демократы?

— Будем знать и это, ваше величество… — Глобачев даже сейчас уже знал, что в социал-демократических кругах еще три дня назад пронюхали о предстоящем приеме и даже пытались выяснить, кто окажется в депутации, а на сходке рабочих в литейном цехе Путиловского завода неизвестный оратор, но явно от социал-демократов назвал этот прием запоздалым и дешевым заигрыванием царя с рабочим классом… Но сейчас Глобачев говорить об этом не будет — зачем расстраивать царя, когда он так доволен приемом?..

В Петрограде меж тем депутаты, выйдя с вокзала, разошлись кто куда, искать свои трамваи, чтобы поскорее добраться до дому.

Василий Делов сел в трамвай вместе с мастером из столярного цеха Поповым. Попытался с ним заговорить:

— Ну что скажешь, столяр?

— А что говорить-то? — вяло отозвался тот, глядя в окно на бежавшую мимо улицу.

— Все ж не в пивной мы с вами были, а у самого царя-батюшки.

Столяр молчал. Разговора не получилось, и скоро Попов, бегло простившись, сошел на своей остановке. На следующей сошел и Делов, хотя ему еще было ехать да ехать… Посмотрел внимательно, не сошел ли за ним кто еще, и остался стоять среди ожидавших трамвай. Все вроде было спокойно и чисто. Теперь ему нужен был седьмой номер, чтобы добраться до Шлиссельбургского проспекта. «Семерка» скоро подошла. На ней он доехал до предпоследней остановки. Здесь он снова внимательно осмотрелся и зашагал к близкому переулку. Шел по нему один-одинешенек — здесь жил рабочий люд, и все в это время на работе. Опять же хорошо — легко обнаружить, если кто за тобой тащится…

Но вот и заветный адрес — старый двухэтажный деревянный дом. Дверь сорвана с петель, висит боком. Порог обледенел. В подъезде темно и тихо. Делов постоял, послушал и стал не спеша подниматься по скрипучей лестнице.

Дверь открыл ему тот человек, к которому он шел, — плечистый парень в студенческой тужурке нараспашку. Это был давно знакомый ему большевик со странной фамилией Воячек, частый гость на их заводе.

Прошли в его комнатушку в самом конце темного и длинного коридора.

— Раздевайся. Чаю хочешь?

— Не откажусь. Там нам чая пожалели, — рассмеялся Делов.

— Экономит батюшка наш, — усмехнулся Воячек, разливая чай в эмалированные кружки.

Они пили горячий чай с сахаром вприкуску. Василий Делов с юмором рассказывал, как прошел прием депутации.

— …и в заключение преподнесли каждому часы. Вот они — царские, — он достал их из кармана, и они вместе их осмотрели… — Я у него спрашиваю: зачем нам, ваше величество, эти часики, а он отвечает — чтобы вы не проспали время, когда мое царствие кончится.

Посмеялись, и Воячек спросил строго:

— А в самом деле, ты там не болтал лишнего? Я ведь тебя знаю.

— Вот как на духу, — сверкал Делов своими цыганскими глазами. — Разговор у меня с ним был. Честное слово. Он спросил у меня: «Как настроение, милейший?», и я ответил как на параде: «Лучше всех, ваше величество!» И он меня похвалил… А больше ни слова, товарищ Воячек, я ж не дурной, чтобы там трепаться. Я даже со своими говорил только по-французски, понимал, что вокруг уши поразвешены.

— Тоже мне свои, — усмехнулся Воячек. — Половина там были мастера, а это народ на корню купленный.

— Не все, товарищ Воячек, не все… — серьезно заметил Делов. — Я наблюдал и видел — не один я понимал, что все это оперетка.

— Не такая уж глупая эта оперетка, — обронил Воячек. — Поглядите-ка, как мы уважаем наш рабочий класс… даже часов не пожалели. Ладно, давай-ка договоримся, что отвечать про прием, если будут спрашивать заводские.

— Это же надо решать по тому, кто у тебя спрашивает. Одному — удостоился, мол, высокой чести, а другому — про оперетку. И вообще, я думаю, если одну только правду рассказывать, самый последний дурак сам поймет, что оперетка. Господи, чего