Кавалер Ордена Золотого Руна - Альберт Акопян

всякий вздор, даже врал, что челюскинец и лучший друг Отто Юльевича Шмидта. Я предложил руку, комнату в Москве, сердце, отдельную кухню и паровое отопление. Люся подумала и согласилась.

А в Москве мы купили ветку сирени и пошли в загс расписываться в собственном счастье.

Известно, что такое загс. Не очень чисто. Не очень светло. И не так чтобы уж очень весело, потому что браки, смерти и рождения регистрируются в одной комнате. Первое, что мы увидели в загсе, был укоризненный плакат на стене: ПОЦЕЛУЙ ПЕРЕДАЕТ И Н Ф Е К Ц И Ю

Висели еще на стене адрес похоронного бюро и заманчивая картинка, где были изображены в тысячекратном увеличении бледные спирохеты, бойкие гонококки и палочки Коха. Очаровательный уголок для венчания.

В углу стояла грязная, как портянка, искусственная пальма в зеленой кадушке. Это была дань времени. Так сказать, озеленение цехов. О таких штуках в газетах пишут с еле скрываемым восторгом: "Сухум в Москве. Загсы принарядились".

Служащий загса рассмотрел наши документы и неожиданно вернул их назад.

— Вас нельзя зарегистрировать.

— То есть как нельзя? — спросил я.

— Нельзя, потому что паспорт вашей гражданки выдан в Ялте. А мы записываем только по московским паспортам.

— Что же мне делать?

— Не знаю, гражданин. По иногородним паспортам не регистрируем.

— Значит, мне нельзя полюбить девушку из другого города?

— Не кричите вы, пожалуйста. Если все будут кричать…

— Я не кричу, но ведь выходит, что я имею право жениться только на москвичке. Какое может быть прикрепление в вопросах любви?

— Мы вопросами любви не занимаемся, гражданин. Мы регистрируем браки.

— Но какое вам дело до того, кто мне нравится? Вы что же, распределитель семейного счастья здесь устроили? Регулируете движения души?

— Потише, гражданин, насчет регулирования движения! Не хулиганьте здесь и не нарушайте порядок.

— Я нарушаю порядок? — закричал я. — Значит, любовь уже больше не великое чувство, а просто нарушение порядка? Хорошо. Пойдем отсюда, Люся.

— Знаешь что, — сказала она мне на улице, — ты меня любишь, и я тебя люблю. Ты не ханжа, и я не ханжа. Будем жить так.

Действительно, если вдуматься, то с милым рай и в шалаше.

Стали жить "так".

Но с милым рай в шалаше возможен только в том случае, если милая в шалаше прописана и занесена шалашеуправлением в шалашную книгу. В противном случае возможны довольно мрачные варианты.

Любимую не прописали в доме, потому что у нее не было московского паспорта. А московский паспорт она могла получить только как моя жена. Моей женой она не была. Но загс мог признать ее женой только по предъявлении московского паспорта. А московский паспорт ей не давали потому, что мы не были зарегистрированы в загсе. А жить в Москве без прописки нельзя. А…

Таким образом, рай в шалаше на другой же день превратился в ад. Люся плакала и при каждом стуке в дверь вздрагивала — вдруг появятся косматые дворники и попросят вон из шалаша. "Лучший друг" Отто Юльевича Шмидта представлял собой жалкое зрелище. Я был небрит. Глаза светились, как у собаки. Где ты, теплая черноморская ночь, громадная луна и первое счастье?!

Наконец я схватил Люсю за руку и привел в милицию.

— Вот, — сказал я, показывая пальцем на жену.

— Что вот? — спросил делопроизводитель, поправляя на голове войлочную каску.

— Любимое существо.

— Ну и что же?

— Я обожаю это существо и прошу его прописать на моей площади.

Произошла тяжелая сцена. Она ничего не добавила к тому, что уже было известно.

— Какие же еще доказательства вам нужны? — надрывался я. — Ну, я очень ее люблю. Честное слово, не могу без нее жить. И могу ее поцеловать, если хотите.

Не отводя льстивых взоров от делопроизводителя, мы поцеловались дрожащими губами. В милиции стало тихо. Делопроизводитель застенчиво отвернулся и сказал:

— А может, у вас фиктивный брак? Просто гражданка хочет устроиться в Москве.

— А может быть, не фиктивный? — уже застонал я. — Об этом вы подумали? Вот вы за разбитое стекло берете штраф, а мне кого штрафовать за разбитую жизнь?

В общем, я взял высокую ноту и держал ее до тех пор, пока не выяснилось, что счастье еще возможно, что есть выход. Достаточно поехать к месту жительства любимой, снова в Ялту, всего только за тысячу пятьсот километров, и все образуется. С московским паспортом загс зарегистрирует мои порывы, и преступная любовь приобретет наконец узаконенные очертания.

Я прибежал в трест, чтобы выпросить дополнительный отпуск для устройства семейных дел. Все от меня шарахались, а когда я оказался около стенгазеты, вдруг замерли. В заметке говорилось, что Арсений Изаурик продолжает свою антиобщественную деятельность, в трудный для страны момент разъезжая по курортам и устроив в служебной комнате притон, по причине чего комната, занимаемая им, должна быть очищена в течение 24 часов. А сам гражданин Изаурик подлежит увольнению. Из отпущенного до прихода милиции срока у меня оставалось часа четыре, я бросился домой, отвез Люсю на вокзал, что-то наобещал и отправил ее, горемычную, в Ялту.

Сеня глубоко вздохнул и продолжил:

— Насколько я знаю, она уже вышла замуж и вполне счастлива.

Я устроился на железную дорогу обходчиком. Жил в будке. Жил неплохо.

А в начале прошлого года в том же юмористическом журнале появилась фотография наркома просвещения. Он читал журнал и заразительно хохотал. Ниже приводились его слова: "Побольше бы таких рассказов, как "Синий дьявол". Поддерживать надо молодых авторов". Журнал поступил в киоски в 7 утра, а уже в десять часов в моей будке появился директор треста цветных металлов тов. Аблакуев и доложил, что состоялись экстренные заседания правления треста, парткома, месткома, комсомольской организации и совета бывших политкаторжан, на которых принято постановление: немедленно восстановить меня на работе с повышением, выдать путевку в ялтинский дом отдыха, устроить торжественный бал-заседание по поводу годовщины моей безупречной деятельности, уволить редактора стенгазеты, опорочившего честного человека. На возвращение комнаты директор просил двадцать четыре часа в связи с необходимостью выселения многодетного шофера. Я от всего отказался и добавил, что посоветуюсь с читателями журнала о том, за чей счет я должен получить квартиру. Директор сразу же дополнил протоколы еще одним пунктом: о выделении тов. Изаурику квартиры в кооперативе "Жилец и бетон" за счет треста цветных металлов. На том и сошлись. В редакцию я не пошел. А работа обходчика мне понравилась. Маневровые паровозы свистят, стрелки гремят… Тихо, спокойно. И деревце под окном будки… А истерики и подмасленное пальтецо — это так, камуфляж для жилкооператива. Потому что имел неосторожность раньше времени подписать