Чешская сатира и юмор - Франтишек Ладислав Челаковский

здесь теперь почитают, — но церковку Санта-Мария-дель-Пополо, в которой однажды произнес проповедь Лютер, каждый год заново кропят святой водой. Утверждают, что христианское искусство стоит выше чувственного античного, — но христианское искусство возвысилось на картинах Ватикана до выматывания кишок из человеческих тел при помощи ворота, а фрески в Сан-Стефано Ротондо изображают целую живодерню: тела, разрубленные на части, глаза, наполовину выступившие из орбит, и всякие другие прелести.

Очень часто противоречия эти сближены здесь с прямо-таки древнеримским юмором, который таким же образом поставил триумфальную арку рядом с рынком скота. Древность, средневековье и новое время смешались здесь в какой-то арлекинаде; из-под фундаментов современного Рима выглядывают обнаженные комнаты и кухни древнего Рима, а побеленная в новое время стена возникает над покрытой фресками и веселыми красками старой. На башнях двое часов: одни показывают который час по-современному, на других сутки отсчитываются по-средневековому, начиная с вечера. Швейцарская гвардия папы облачена в средневековые мундиры, но на головах у нее — прусские каски с острием. Умер кардинал: похороны великолепные, даже сверх меры, сплошь золото и серебро, шелк и пурпур, но тело столь торжественно провожаемого в последний путь несут четыре… взятые откуда-то с улицы оборванца. И всюду, во всем — такое же сочетание контрастов.

Перед главным алтарем служится панихида за упокой души несчастного Максимилиана{40}, перед боковым — молебен о здравии Хуареса{41}, а у входа церковный сторож продает фотографии обоих. Нигде в мире нет, беря пропорционально, столько полиции, как в Риме, и нигде в мире не обеспечен такой простор грабителям, как опять-таки там. Папская власть называется «ara animarum» («прибежище душ»), а монастыри, такие как Санта-Мария-ин-Ара-цёли, заняты наполовину францисканцами, наполовину пехотой. Папская власть является якобы «подлинной властью народа», а папа вынужден, ради собственной безопасности, нанимать в войска одних иностранцев. И он знает, почему… Ведь на стенах флорентийского парламента отмечено количество голосов, поданных в каждом месте, где бы то ни было, за и против объединения Италии: соотношение примерно двух миллионов к единице; и для римского итога там оставлено место. Римские политические тюрьмы теперь все время полны, в них успели перебывать самые удивительные люди, как некогда апостол Петр сидел в тех самых стенах, что Югурта, Катилина и другие. Правда, теперь сидят одни образованные, народ еще не пришел в движение, но он быстро созревает и — кто знает, какая участь ждет Пия! В соборе святого Петра есть мраморная гробница — «ожидальня пап»: в ней мертвое тело папы ждет, когда его сменит мертвое тело его наследника. Теперь там лежит Григорий XVI. «Ему придется долго ждать!» — сказал в этом году Пий. А может, и совсем не дождется?..

Многочисленные противоречия Рима могут вызвать к нему отвращение, это правда; но правда и то, что они могут заставить думать. Там, где действовал Катон, произносил речи Риенци и стал непогрешимым Пий, найдет достаточно побудителей для мысли тот, кто вообще способен мыслить и… только нуждается в каменных и глиняных побудителях. Гете говорит: «В других местах мы читаем историю от внешнего к внутреннему, а здесь от внутреннего к внешнему». Это можно сказать также о Париже и о всяком месте, вошедшем в мировую историю. Где бы мы ни находились, мы, читая, отовсюду переносимся в Париж, а находясь в Париже, переносимся в мир, на который столь часто он оказывал такое огромное влияние. И кто направит свои мысли на эту всеохватывающую римскую мозаику, кто сумеет привести все это в систему, развернув перед своим умственным взором последовательную вереницу исторических картин, короче говоря, кто сумеет подняться здесь на ту высоту, с которой открывается настоящая перспектива, для того эта огромная умственная работа покажется, конечно, такой привлекательной, что к нему будет вполне применимо другое изречение: «Уезжая отсюда, желал бы быть только-только приехавшим».

Вообще — история как море: «чем дальше от берега, тем глубже», и человек поступает правильно, «целые годы храня обет пифагорейского молчания»… но вообще в истории, а не только в Риме, как требовал Гете. Что «только в Риме можно подготовиться к Риму» — в высшей степени справедливо также в отношении искусства. Сокровища ватиканских и капитолийских собраний — единственные в мире, и те, кто изучает их с искренним благоговением, образуют здесь государство в государстве, круг Зороастров, попасть в который — неизъяснимое наслаждение. «Уезжая, желал бы быть только-только приехавшим».

Перевод Д. Горбова.

КАКОГО ПОЛА АНГЕЛЫ?{42}

Теперь — что-нибудь отчасти легкомысленное, а отчасти уже божественное! Чтобы содействовать переходу порученных мне господом богом читателей от суеты к миру и покою, от тьмы к свету, от временного к вечному, я сам совершил сейчас переход от масленицы к посту. Ведь всю эту неделю будет гулять широкая масленица, а потом сразу наступит строгий, седой пост. И я решил сделать так, чтобы за эти дни, при всех этих переменах, статья моя все время оставалась в памяти читателей.

Случай мне помог… Не знаю, в самом деле ее зовут Мина или она только так подписывается, но Мина писала мне. Дескать, я должен разгадать некую «еще никем не разгаданную загадку, а именно: какого пола ангелы?» Я, мол, все знаю, стало быть, и это, — польстила мне она.

Что ж, ладно — я разгадаю эту загадку! Все равно ведь за целый год об ангелах не наговорят столько, сколько именно теперь, на масленицу. Так что вопрос о поле ангелов своевремен. Я охотно останавливаюсь на этой проблеме, так как абсолютно согласен с мадемуазель Миной, которая пишет: «Наверно, на всех языках ангелы — мужского рода, и, однако, можете ли вы себе представить ангела в образе мускулистого мужчины?.. Я отдаю должное мужской силе, но все-таки мне кажется — понятие «ангел» может быть воплощено только в стройном и нежном теле женщины…» Да, ангелы — женского пола! Я мог бы сейчас же в двух словах неопровержимо доказать это, если бы…

В мадемуазель Мине явно говорит подлинный голос природы, безошибочный родственный инстинкт. Я не ошибусь, если скажу, что этот голос и этот инстинкт сильны во всех женщинах, сколько их ни есть во всем мире. И это очень важно! Важность и существенность этого обстоятельства подтверждается тем фактом, что в нас, мужчинах, нет и намека на что-либо подобное. Во мне, например, честное слово, сроду не было ничего ангельского. И никогда, приближаясь к какой бы то ни было женщине, я не слышал, чтобы с ее уст слетало: «Ангел!» Зато сам я, взглянув на женщину, частенько вздыхал: «Прямо ангел!» Подобные чувства знакомы, конечно, и другим мужчинам. Разумеется, есть исключения: это те,