Мы с Варварой ходим парой... - Галина Исакова

Кажется, по пути мы кого-то потеряли. Но главное — бутылка рома была с нами. Вввверный дружжииище!

Кажется, ловили машину, а поймав, попросили «пппостоять м-м-минуточку и включить радиоприемник погромче: девочки хотят танцевать!».

Кажется, я все время прикуривала сигарету с фильтра.

Кажется, мы с Бойфрендом лежали у дороги на октябрьском газоне и видели чудо: звезды то отдалялись, то приближались к нашим пьяным глазам. С тех пор я люблю песню: «Ты знаешь, небо становится блииииже», хотя, кажется, песня была написана лет через десять после той вечеринки.

Кто меня дотащил до дому?… Брат или Бойфренд? Не помню. Помню, что было весело, в сумке булькал ром, дома крепились сразу к небу, а люди шли кверху ножками.

У дома я снова хлебнула и опять попыталась закурить, но внезапно вспомнила, что с куревом шифруюсь от родителей, а посему сигареты надо тщательно спрятать в недрах сумки.

Финальные лобзания с Бойфрендом получились смазанными. Последнее, что он сделал, — нежно обнял тополь у лавочки, еле ворочая языком, пожелал ему «Счастливого Нового года». И, пошатываясь, растворился в туманной дали.

Брат транспортировал меня до квартиры. Белые лица родителей, белый потолок, белые простыни — все закружилось, завертелось перед глазами, бубны в голове бамкнули в последний раз и наступила тишина.

Странное дело: от рома я дрыхла, как суслик, но храпела, как сто тысяч чертей! Меня не перекричали бы даже с капитанского мостика, холера! Хеми… Хума.., Хамо… Химе… Химеры!

Утро…

Описание моего состояния больше подошло бы к теме «Паранормальные явления», но речь не об этом. На кухне меня встретила записка, написанная нервным маминым почерком. Там было написано… Ну… в общем, в том смысле, что они не ожидали ТАКОГО, что стыдно им всем.., что я — Алкоголичка! Да, да, именно так — с большой буквы и с большим укоряющим восклицательным знаком. Презрительным, суровым и упивающимся своей принципиальной правильностью. Вот таким — !

Все это было грустно и страшно, и почему-то сильно воняло. Воняло отвратно и как-то даже чересчур. Казалось, воздух просто пропитан тлеющим запахом неприличного разгула.

Воняла моя сумка. Незакрытый и недопитый ром вылился, утопив в своих крепких волнах не только документы, косметику и прочий багаж, но и сигареты, почему-то тщательные завернутые в красный махровый носок. Размокшие сигареты в роме — это было уже слишком.

Я решила больше не пить никогда, ни за что, ни с кем и ни по какому поводу. Двадцать лет мне уже исполнилось, а доживать до глубокой старости — до 30 или — ужас! — до 40, я не собиралась. Да, да, плавали — знаем; похмельное утро — лучшее время для зароков. Хе-хе.

Но ром с тех пор я больше не пила. Никогда. Ни за что. Ни с кем. Ни по какому поводу. Я вообще больше не напивалась, за исключением пары-тройки случаев. Даже на свадьбе. Даже после развода. Даже от безумной любви. Даже когда ее потеряла.

Хотя клеймо Алкоголички… нет, не так. Так — Алкоголички! мне еще долго не удавалось смыть. Особенно, когда мама нашла в главном кухонном шкафу недопитую бутылку сливянки, которую мы все с тем же с Бойфрендом, опасаясь расправы внезапного вернувшихся родителей, спрятали в первое попавшееся место. Куда благополучно мама и залезла спустя час, начав готовить ужин. Это ж додуматься — поставить бутылку в хлебницу!

С Бойфрендом потом мы, конечно, расстались. Давно я их не видела — Бойфренда, ром, сливянку… Вспоминаю иногда. Да, так — вспоминаю…