Парни в гетрах - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Pardon?

– Служит в заведении, где продают заливное.

– Это хорошо, – одобрил граф. – Я бы в жизни не залил угря. Какой ум! Да, не каждый, не каждый… Уинстон Черчилль, и тот…

Гостья с ним не согласилась.

– Как вы думаете, – спросила она, – что сказал бы Чарльз Паркер?

Муж вздохнул. Заметим к слову, что он был длинный, хлипкий, с рыжими усами того вида, который окунают в суп.

– А Генри Паркер?

– Или Альф, – прибавил муж.

– Именно. Кузен Альфред умер бы со стыда.

Джулия икнула так пылко, что Мартышка едва не кинулся к ней.

– Мама, – сказала она, – сколько тебе говорить! Уилберфорс служит там временно, пока не найдет чего-нибудь получше.

– Что лучше угря? – воскликнул лорд Икенхем. – Для заливного, конечно.

– Вот увидишь, – продолжала Джулия, – он быстро выйдет в люди.

И не ошиблась. Из-за дивана, словно лосось в брачную пору, выскочил ее жених:

– Джулия!

– Уилби!

Мартышка в жизни не видел более мерзкого зрелища. Посудите сами: такая красавица обвилась вокруг типа, как плющ вокруг шеста. Нет, тип был не так уж плох, но девушка!..

Опомнившись от испуга, который испытает всякий, когда из-за дивана выскакивают заливщики угрей, несчастная мать разняла влюбленных, как рефери – боксеров.

– Джулия, – сказала она, – мне стыдно!

– И мне, – прибавил муж.

– Какой позор!

– Именно. Обнимать человека, который назвал твоего отца носатой рожей…

– Прежде всего, – вмешался граф, – надо выяснить, прав ли он. На мой взгляд…

– Он извинится!

– Да-да! Я себя не помнил.

– Прекратите, – сказала мать. – Если вы меня слушали…

– Да, да, да! Дядя Чарли, дядя Генри, кузен Альфред. Снобы собачьи!

– Что?!

– Собачьи снобы. Подумаешь, загордились! А чем? Деньги есть, вот чем. Интересно, как они их добыли?

– Что вы имеете в виду?

– Не важно.

– Если вы намекаете…

– Он прав, моя дорогая, – вмешался лорд Икенхем. – Ничего не попишешь.

Не знаю, доводилось ли вам видеть бультерьера, который вот-вот схватится с эрделем, но тут керри-блю кусает его в зад. Бультерьер смотрит на пришельца именно так, как смотрела на графа сестра хозяйки.

– Наверное, – продолжал граф, – вы не забыли, как разбогател наш Чарли.

– О чем – вы – говорите?

– Да, это тяжко, это скрывают, но помилуйте! Давать деньги под 250 %! Так нельзя все-таки.

– Я ничего не знала! – воскликнула дочь.

– А, – заметил граф, – дитя не в курсе? Правильно. Одобряю.

– Это ложь!

– Теперь – Генри. Как мы спасали его, как спасали! Между нами говоря, вправе ли банковский клерк брать чужие деньги? Видимо, нет. Понимаю, понимаю. Взял он пятьдесят фунтов, выиграл – пять тысяч, но вернул? Ни в коей мере. Изящно, ничего не скажу, – а вот честно ли? Что до Альфреда…

Несчастная мать издавала странные звуки, вроде бутылки шампанского, если его взболтать. То ли бульканье, то ли пальба.

– Это ложь, – повторила страдалица, когда ей удалось распутать голосовые связки. – Вы ненормальный.

Пятый граф пожал плечами.

– Что ж, дело ваше, – сказал он. – Конечно, судью подкупить нетрудно, но мы-то знаем. Я никого не виню. В конце концов, что такое наркотики? Можешь провозить – провози. Но не нам смотреть свысока на честных людей. Спасибо, что берут. Да и чем плох этот молодой человек?

– Да, чем? – поддержала Джулия.

– Надеюсь, – спросила мать, – ты не веришь дяде?

– Верю, верю.

– И я, – присоединился Уилберфорс.

– Видит Бог, – сказала старшая гостья, – я никогда не любила сестру, но такого мужа я ей не желала.

Все помолчали, если не считать птицы, которая предложила погрызть орехов.

– Фиг вы теперь запретите, – сказала Джулия. – Уилби слишком много знает. Милый, ничего, что я из такой семьи?

– Ничего.

– В конце концов, мы не будем с ними видеться.

– Вот именно.

– Не в дядях счастье.

– То-то и оно.

– Уилби!

– Джулия!

Повторив свой номер «Плющ на шесте», они забыли обо всем. Мартышке это не понравилось, равно как и матери.

– На что вы будете жить? – сказала она.

– Он разбогатеет!

– Ха-ха!

– Будь у меня сто фунтов, – сказал Уилберфорс, – я бы завтра же купил долю в самой лучшей фирме. Разносят молоко.

– Бы! – сказала мать.

– Ха! – сказал отец.

– Где вы их возьмете?

– Ха-ха!

– Где, – повторила гостья на бис, – вы их возьмете?

– Как это где? – удивился граф. – У меня, конечно. Когда он захрустел бумажками, племянник жалобно вскрикнул.

– Доктор хочет со мной поговорить, – истолковал его крик дядя. – Да, доктор?

Жених, теперь – нежно-вишневый, немного растерялся.

– Это же ваш сын!

Граф обиделся:

– Мой сын был бы красивей. Нет, это – врач. Конечно, мне он – как сын, это вас и смутило.

Подойдя к Мартышке, он глядел на него, пока тот не вспомнил о своей глухоте и не задрожал. Не знаю, связаны ли глухота и дрожь, но бывают минуты… Словом, не будем его судить. Задрожал – и все.

– Видимо, – сообщил лорд Икенхем, – у птицы что-то такое, о чем не говорят при дамах. Мы на минутку отлучимся.

– Это мы отлучимся, – сказал жених.

– Да, – согласилась невеста, – надо пройтись.

– А вы как? – осведомился граф у гостьи, напоминавшей Наполеона в Москве.

– Выпью чаю. Надеюсь, вы разрешите?

– Конечно, конечно! У нас – полная свобода. Идите готовьте.

Когда они вышли, Джулия, совсем уж похожая на розу, кинулась к нему, крича: «Спасибо!» Жених ее поддержал.

– Не за что, мои дорогие, – сказал граф.

– Какой вы добрый!

– Ну что вы!

– Добрее всех на свете!

– Ну, ну, ну!

Он поцеловал ее в обе щеки, правую бровь и кончик носа. Мартышка печально на это глядел. Все, кроме него, целовали прекрасную Джулию.