Черный скоморох - Сергей Шведов

Пигал вдруг увидел лицо грустно улыбающегося Феликса Тимерийского и даже услышал произнесенные им тогда слова: «Я все-таки желаю тебе счастья, Семерлинг, и сожалею, что моя попытка помочь оказалась столь неуклюжей».

– Но и это еще не все, просвещеннейший. Это ведь ты, Семерлинг, провел кузнечика Зеила и его жабовидных пщаков через систему защиты замка Лорк-Ней, и это именно к тебе были обращены последние слова князя Феликса Тимерийского. Наивный Феликс усомнился в собственных глазах, но не пожелал усомниться в старом друге. Ты сам нанес ему последний удар, Семерлинг, или доверил это своему союзнику?

– Сам,– заскрипел кузнечик от неудержимого веселья.– Прямо в грудь. Какой все-таки проницательный сын у непроницательного отца.

Пигал боялся поднять глаза на своего друга кентавра Семерлинга, а когда поднял, то поразился спокойствию этого словно из мрамора высеченного лица.

– Ты прав, мальчик,– произнес Семерлинг.– Так оно и было. Князь Феликс Тимерийский и все его люди погибли по моей вине. Чтобы спасти человеческую цивилизацию, я вынужден был пожертвовать и своим другом, и многими другими. Ты отлично знаешь, почему я это сделал и какая страшная опасность нависла над всеми нами. Знай Феликс обо всем, он одобрил бы мои действия.

– И кто помешал тебе поставить его в известность?– Князь Андрей, не отрываясь, смотрел на своего воспитателя.

– Сначала я не знал всех подробностей, а потом... Потом в жизнь Феликса вошла женщина, а следом ты. Он не моргнув глазом отдал бы свою жизнь, но никогда бы не позволил поставить под удар ваши. У тебя есть шанс, мой мальчик, доказать, что ты истинный сын своего отца. Когда твой приятель Сагкх вырастет, для всех нас наступят черные времена. Он должен уйти, и ты уйдешь вместе с ним, так решил Высший Совет Светлого круга, а я лишь выполняю его волю.

– А почему я должен верить тебе, Семерлинг?

– Ты видишь это существо у меня за спиной? – Кентавр кивнул головой в сторону Зеила.– Нет на этом свете никого, презираемого мною сильнее, да и он любит меня не больше. И тем не менее мы сразу нашли общий язык. Над нашими мирами нависла страшная угроза, и мы должны ее предотвратить. Одним выпадает участь палачей, другим – жертв. Твой приятель Сагкх не злодей, просто наши понятия добра и зла ему недоступны. Он порождение другого мира. Для него разрушение мира нашего будет просто забавной игрой.

– Мне кажется, Семерлинг, что границу между добром просмотрел не столько Сагкх, сколько ты. Мир, спасенный ценой предательства, убогий мир. Он погибнет и без участия Сагкха. Захлебнется в собственных пороках. Так в чем же твоя правда, просвещеннейший?

– Я отвечаю за этот мир, мой мальчик, вот в чем моя правда. Те преступления, которые я совершил, не сделали мою душу светлей и чище, но, возможно, другим повезет больше. Другим будет легче, в этом моя правда, князь Андрей Тимерийский.

– Я думаю иначе, кентавр: каждый отвечает за всех, но и все отвечают за каждого. И наш с тобой спор – это спор равных.

Наверное, достойнейшему Пигалу самое время было вставить свое слово в этот затянувшийся спор, но он молчал, придавленный свалившейся ответственностью за судьбы мира. Конечно, спасительная мыслишка о том, что Пигал Сиринский всего лишь пешка и от него мало что зависит, не раз мелькала в его голове. Но жужжала надоедливой мухой и другая мысль: зависит, все сейчас зависит от сиринского магистра, достойнейшего из мудрых, а в общем-то весьма среднего представителя того самого мира, о котором так хлопочет кентавр Семерлинг. От Пигала Сиринского зависит, принять или не принять жертву, навязываемую умными и предусмотрительными, теми, кто смотрит далеко в будущее человечества, не замечая тех, кто у самого их носа.

– Ты ошибаешься, Андрей,– в голосе кентавра Семерлинга уверенность мешалась с печалью.– Спор между нами невозможен. Я свободен в своих суждениях, а ты нет. Ты всего лишь марионетка, которой управляет Сагкх, и твои слова только подтверждают это. Разве я или достойнейший Пигал хотя бы на минуту усомнились в том, что нужно делать? Я презираю Зеила, но не сомневаюсь в том, что он не задумываясь пожертвовал собой ради спасения мира.

– Это правда,– подтвердил Зеил.– Наши солдаты гибнут миллионами, чтобы способствовать общему благу. Единица – ничто, общность – всесокрушающий кулак.

Достойнейший Пигал молчал. Ему вдруг пришло в голову, что и он всего лишь единица и наступит время, когда кентавр Семерлинг сочтет нужным пожертвовать им для всеобщего блага. И, согласившись сейчас с просвещеннейшим, магистр подпишет себе смертный приговор и предоставит обществу, чьи интересы выражают, впрочем, вполне конкретные люди, почти бесконтрольно распоряжаться его судьбой. Но и брать на себя ответственность за будущее всей цивилизации достойнейшему Пигалу было страшновато. Черная тень Сагкха лежала на князе Андрее Тимерийском, и, поддержи его сейчас магистр, кентавр, чего доброго, сочтет, что и сиринец попал под то же влияние. И сделает соответствующие выводы. Поэтому и молчал Пигал Сиринский, сжавшись в тугой комок в своем на редкость неудобном кресле, и надеялся, что пронесет нелегкая, что все рассосется само собой.

– С детства я воспитывал тебя, мой мальчик,– необыкновенно мягко и проникновенно продолжал Семерлинг.– Я знал, что твоей души уже коснулась тень Сагкха, но взял на себя нелегкую ношу сохранить в тебе хоть что-то человеческое. Так докажи, что мои труды не пропали даром.

– И каким же способом я могу это доказать? – Лицо князя поражало своей бледностью, но говорил он спокойно.

– Ты должен уйти вместе с Сагкхом. Уйти, чтобы не подвергать человечество опасности. Я не хочу, чтобы ты жил в нашем мире монстром, врагом человеческого рода. Уйди с миром, Андрей, уйди Героем, только так ты сможешь доказать, что остаешься человеком.

Андрей Тимерийский слушал и ждал. Ждал он решения своей судьбы вовсе не от кентавра Семерлинга, как показалось магистру, а от него, Пигала Сиринского, которому такая ноша ответственности была явно не по плечу.

– Хорошо,– сказал Андрей, отводя глаза от магистра,– я согласен уйти, но эти женщины должны остаться.

– Нет,– твердо сказал Семерлинг.– Я мог бы обмануть тебя и убить их после твоего ухода, но не хочу, чтобы между нами осталась ложь. На них, как и на тебе, печать Сагкха, и они уйдут вместе с тобой.

Достойнейший Пигал с ужасом посмотрел сначала на женщин, а потом на Око, давно уже не Черное, а полыхавшее нестерпимым для глаза огнем. Казалось, что этот огонь вот-вот растопит удерживающие его прозрачные стенки, вырвется на волю и испепелит все вокруг. А потом в бушующем пламени вдруг появилось нечто неописуемое и необъяснимое, и это Нечто заглянуло в самую душу Пигала Сиринского своим страшным, налитым пламенем глазом, и душа сжалась от ужаса. Чужой мир рвался навстречу Пигалу Сиринскому, превращая магистра в студень, в трясущееся ничтожество. Да что там Пигал, и сам неустрашимый кентавр Семерлинг попятился назад, прикрывая глаза рукой.

– Помни, Андрей,– крикнул он своему воспитаннику,– ты должен уйти сам, мы принуждать тебя не можем, иначе твой Сагкх передумает.