Неснятое кино - Виктор Шендерович

– Ясно, – сказал маленький Вахтанг. – Давид, какой таксопарк на нас работает?

Джон О’Богги поставил чемоданчик на запыленный подоконник лестничной клетки и открыл его. Пара неуловимых манипуляций – и чемоданчик превратился в гримерный столик с реквизитом. Агент «Минотавр» всмотрелся в свое лицо и, вынув из ящичка седые усы щеточкой, приложил их к губам…

Вскоре из подъезда вышел старичок – с палочкой, со щеточкой усов, в ветеранских колодках.

Под козырьком подъезда Джон О’Богги (а это, конечно, был он) остановился, неторопливо вынул из кармана пачку дешевых сигарет, закурил, аккуратно выбросил спичку в урну, несколько раз затянулся и шагнул из-под козырька. И козырек обвалился на то место, где только что стоял агент «Минотавр».

Джон О’Богги икнул и выронил изо рта сигарету.

Диспетчер аэропорта «Внуково» поперхнулся кофе и выпучил глаза на экран.

– Эй! – сказал он. – Это чей самолет?

– Где? – спросил сосед.

– Да вот.

Сосед посмотрел на экран и ответил:

– А черт его знает.

– Слюшай, аэропорт, – с акцентом раздалось в динамике. – Дай полосу, да?

– Вы кто? – возмутился диспетчер. – Какой борт?

– Какой борт? – в свою очередь возмутился голос. – Это не шлюпка. Это – самолет!

– Какой рейс? – закричал диспетчер.

Коллеги утирали холодный пот, кто-то потихоньку доставал валидол, кто-то смотрел в небо, пытаясь разглядеть нарушителя.

– Ответьте: откуда рейс? – кричал диспетчер. – Откуда?

– От верблюда, – отозвался голос. – Слюшай, надоел, давай полосу, да?

Диспетчер обреченно посмотрел на собравшихся.

– Давай четвертую, – сказал начальник смены.

Самолет пробежал по полосе и остановился. Из него навстречу остолбеневшему наряду милиции начали один за другим спускаться по трапу грузины – в одинаковых свитерах и кепках. Под свитерами, помимо хорошей мускулатуры, легко угадывались очертания бронежилетов; в руках сверкали лучшие образцы автоматического оружия. Шедший последним бережно нес на плече маленький зенитный комплекс.

– Дорогой, – сказал он, обращаясь к капитану милиции, – где тут у вас такси?

Капитана милиции чуть не хватил удар.

– Следуйте за мной, – осипшим голосом сказал он.

– Нет, – ответил прилетевший и, вынув пару долларовых бумажек, засунул их в карман кителя. – Лучше ты за мной…

Тут на открывшего рот капитана чуть не наехал автобус «Интурист», но водитель проиграл на клаксоне «Сулико» – и капитан успел отскочить в сторону. Из автобуса высунулась довольная физиономия торговца сливами:

– Заходи скорей, генацвале! Вахтанг ждет.

Через минуту клаксон еще раз исполнил «Сулико», и автобус тронулся. За ним ехала машина милицейского сопровождения.

На стоянке аэропорта, глядя на все это, стоял, покрываясь испариной, сивоусый таксист.

Сидор Петрович, профорг Иваныч и парторг Козлов предсмертной трусцой бежали по тротуару. В десяти шагах позади, тяжело волоча стояк и обливаясь потом, двигался Артюхин.

– Брось железку! – хрипел Вовчиков папаня.

Артюхин напрягся и молча прибавил шагу.

– Брось, поговорим, как люди!

Артюхин не отвечал, экономя силы для решающего броска, но тут из-за поворота навстречу им вытекла красно-белая река спартаковских фанатов.

Захлестнув переулок, река отрезала убегавших от преследователя, и троица тут же влилась в спартаковские ряды. Профорг Иваныч, втянув голову в плечи, дрожащей рукой махал над головой красно-белым шарфиком; Вовчиков отец, натянув на лицо спартаковскую шапочку, не своим голосом орал «Спартак – чемпион!»; парторг Козлов шел на четвереньках.

Артюхин не ожидал от врагов такого коварства. Но замешательство было секундным: гегемон шумно выдохнул и, размахивая железякой, врезался в спартаковские ряды.

Из них тут же в панике вылетела искомая троица, и Артюхин, засветив на ходу паре фанатов, погнал ее дальше. Но пришедшие в себя спартаковцы успели рассмотреть его синий с красным тренировочный костюм и взвыли:

– ЦСКА-а-а! Кони!..

И красно-белая лавина понеслась на поиски врагов.

Милиционер, стоявший в дверях райкома КПСС, увидев бегущих прямо на него, от удивления забыв про рацию и пистолет, по-бабьи растопырил руки поперек входа.

– Свои-и! – на бегу кричал парторг Козлов. – Свои-и!

Не сбавляя скорости, они внесли милиционера внутрь.

Следом, круша железякой стекла, в райком ворвался беспартийный Артюхин.

Через минуту Козлов и К° стояли, прижавшись к бюсту Ленина. Между ними и Артюхиным метался милиционер.

– Уйди, – сказал милиционеру Артюхин. – Я сейчас буду их бить.

– Только не здесь, – попросил милиционер, выставив руки.

– Здесь, – сказал Артюхин и, прицелившись стояком, как битой, запустил им в троицу.

Иваныч с Петровичем брызнули в стороны, стоявший посередке Козлов успел лечь. И стояк вдребезги разнес бюст.

– Ах ты сука! – завопил милиционер и перетянул Артюхина «демократизатором» по спине.

– Что-о-о? – закричал Артюхин. – Ментя-ара! – Взяв милиционера в охапку, он посадил его на верхушку пальмы, у подножия которой, возле кадки с землей, среди обломков вождя мирового пролетариата, сидел обезумевший парторг.

Увидев у своего лица ноги неприятеля, парторг попросту укусил Артюхина за ногу и, судорожно зажав в руках кусок гипсовой лысой головы, рванул по лестнице наверх. Артюхин взвыл и, хромая, бросился в погоню.

На третьем этаже Козлов успел шмыгнуть в большую комнату, где под портретом одиноко сидел полноватый мужчина в строгом костюме.

– Вы по какому вопросу, товарищ? – спросил он.

– По личному, – честно ответил Козлов и протянул мужчине обломок головы.

– А-а-а! – закричал мужчина, как будто Козлов протянул ему голову его родной мамы.

Тут дверь в кабинет с треском распахнулась – и в проеме обнаружился довольный Артюхин.

– Я извиняюсь, – сказал Артюхин, засучивая рукава и шкодливо улыбаясь. – Я на минуточку.

Через минуту к зданию райкома, распугивая тишину сиренами, съезжались милицейские машины.

Джон О’Богги услышал вой милицейских сирен и понял, что район начали оцеплять. Мысль его работала четко, паники не было.

Он вошел в ближайший подъезд вслед за какой-то старухой. Прислушиваясь к вою сирен, зашел с нею в лифт. На стенке лифта было крупно написано «FUCK».