Семейная книга - Эфраим Кишон

— Эй, женщина, — сказал я жене, — шалауи каттир!

Моя жена немного косит в последнее время, но мне это не мешает. Мы теперь много времени проводим вместе — я и моя жена Фатима, а когда невозможно принимать Каир из-за проклятых облаков, у нас нет больше споров по текущим проблемам. Хоть она и сердится, когда я опрокидываю свой наргиле[5]на ковер, главное, что она хорошо играет в нарды — вчера выиграла у меня три партии, пока по нашему 6-му каналу передавали какой-то тупой американский детектив.

По ночам мы вместе скандируем лучшие рекламные лозунги из Аммана для ребенка: «Эй, Пепси!» и «Сигареты Рим». Я купил турецкие домашние туфли, подушки, много халвы и козлятину. Жаль только, что я не могу еще полнее слиться с тем, что показывают по телевизору, ведь из-за европейского происхождения нам не дано полностью ассимилироваться. Но, с помощью Аллаха, я надеюсь, что мы быстро

,

если я не ошибаюсь.

Этот рассказ не существовал бы, если б не пара профессиональных родителей, студентка и младенец. Это рассказ о молодой израильской нянечке, точнее, о нашем новом бебиситтере, которая оказалась оригинальным экземпляром таковой.

Перебравшись в южную часть города, мы отпустили на свободу Регину Флейшхакер и стали горячими приверженцами нянечек из университета. Время от времени мы выбираем достойно выглядящую студентку из соседнего колледжа, по возможности с факультета философии или археологии, и позволяем ей находиться среди нашего потомства. Судя по опыту, они прекрасно обходятся с детьми, и все идет хорошо до тех пор, пока в один прекрасный день отлично налаженная машина не начинает скрипеть, наша красотка вдруг занята по вечерам, и у нее экзамены, и она свободна лишь по средам, но даже и тогда она занимается вместе с Гидеоном, и мы возвращаемся в среду домой, и они разбросаны по всей тахте, и у них красные уши от усиленных занятий, и подушки кругом смяты и скомканы, как на полях Ватерлоо, и Гидеон быстренько исчезает, и тогда жена говорит мне:

— Эта девка уже кого-то себе нашла…

На этом кончается молниеносная карьера одной нашей нянечки, и на сцене появляется следующая.

* * *

На этот раз появилась Йосефа. Она пробуждала большие надежды вследствие своего скромного вида, так как была маленькая, хрупкая и в очках. Женушка вообще думала, что Йосефе лет 13, но на самом деле наша новая нянечка уже перенесла на своих тонких ногах 20 лет. Йосефа всегда ходила в брюках, а вместо разговора лишь выдавливала из себя несколько слов, опустив глаза; на ее бледном личике безраздельно господствовали веснушки. Выглядела она хилой и слабенькой. Короче — идеальная долгоиграющая нянечка.

И Йосефа действительно оправдала наши лучшие надежды. Она всегда приходила вовремя, тихонько выдавливала из себя «шалом!» и усаживалась в детской переписывать что-то. Такое поведение вначале сильно нас нервировало, но мы сумели переломить себя и, осознав, что человек по природе своей несовершенен, начали относиться к этому как к заурядному явлению.

К тому же Йосефа отличалась от всех остальных нянечек из университета тем, что всегда была свободна. Когда бы мы ей ни позвонили, она без колебаний шептала в трубку:

— Я свободна.

— Ты можешь прийти попозже?

— Да.

— И остаться допоздна?

— Да.

И вот она уже здесь и что-то тихонько переписывает, опустив глаза долу. Вечерами я отвозил ее на своей машине домой в полнейшем молчании. Лишь однажды я не выдержал и спросил, что они проходят сейчас на факультете. В ответ Йосефа выдавила из себя в темноте:

— Спасибо.

На том и закончилась наша бурная беседа. Однако если не принимать подобные детали близко к сердцу, то надо признать, что она была идеальным бебиситтером — всегда спокойна, всегда свободна, всегда Йосефа. Мы были ею очень довольны, и даже дети с уважением относились к ее монастырскому спокойствию, несмотря на ее худобу. Иногда мы приглашали ее с нами поужинать, но она отказывалась в жутком страхе. Моя жена полагала, что Йосефа вообще не ест, да и в целом находила ее довольно странной.

— Бедненькая, — сокрушалась женушка однажды знойной ночью, — ну как может быть, чтобы молоденькая студентка постоянно оказывалась свободна?

* * *

Это начало нас не на шутку волновать. Утром, вечером, в 3.15 дня — Йосефа всегда была готова сидеть с ребенком. Как-то я позвонил ей в 11.45 ночи, когда на улице уже заснули все цикады:

— Ты свободна?

— Да.

— Можешь сейчас прийти?

— Да.

Жена положила трубку, и глаза ее были влажны от слез.

— Трагедия, у нее никого нет, никого на всем белом свете.

Период искреннего соучастия в судьбе несчастной и мук социальной совести длился у нас целый месяц. Затем я обнаружил, что жена начинает сердиться на Йосефу.

— Это ненормально, — бурчала она, — у девушки какой-то душевный дефект.

Эта проблема настолько занимала жену, что нарушения в ее психике начали бросаться в глаза. Иногда, после очередного приглашения Йосефы, жена стучала кулаками о стенку:

— Она снова свободна! Свободна!

Как-то субботней ночью жена соскользнула с постели в 2.30 и в темноте, с закрытыми глазами набрала Йосефу:

— Йосефа, ты свободна?

— Да.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Спасибо, не нужно.

Жена начала ненавидеть Йосефу изо всех своих сил. Она даже развила целую теорию ненормальности Йосефы.

— Это что-то наследственное, — объясняла жена, — дефект со времен юности.

Перед ее глазами стояла двенадцатилетняя Йосефа, выглядевшая лет на семь:

— А вот и мои любимые ученики, — говорит учительница, — умненькая Тирца, шаловливая Зива и свободная Йосефа.

Что тут можно сказать, если даже в День Независимости наша нянечка была свободна. Да, в День Независимости! Она просидела с ребенком целый день, беспрерывно что-то переписывая.

Моя супруга почти рыдала.

— Чтобы у девушки ее возраста не нашлось хоть одного захудалого парня, — горевала добросердечная жена, — ну что она болтается все время в штанах на этих своих двух ножках-спичках, почему она не удаляет веснушки, что она себе думает?

Жена стояла рядом и расстраивалась:

— Это не Йосефа, а Йосеф…

* * *