Михаил Задорнов - Михаил Николаевич Задорнов

— Нет, она с билетом.

— Ну ничего, ничего, не буду вам мешать. — Он понимающе подмигнул мне.

— И все же, кто вы? — ошарашенно спросила Лена, когда он вышел.

— Трудно сказать, — ответил я, не зная, что сказать.

Мы продолжили прерванную беседу о тунеядцах, аферистах, браконьерах, повесах и распущенных нравах современной молодежи. На одной из станций я решил переменить тему разговора, вышел на перрон и принес Лене маленький букет первых подснежников.

— Нет, все-таки я устрою вас на работу! — не зная, чем меня отблагодарить, в порыве вдохновения сказала Лена, и мы вернулись к начатой ранее теме, словно были приговорены к ней навечно.

В маленький провинциальный городишко мы приехали поздно вечером. Лена получила номер по брони в гостинице на третьем этаже, а я его вообще не получил. Но я не волновался. Еще в поезде я догадался, что мы едем в город, где живут мои дядя с тетей, но Лене ничего не сказал. Еще в одной глупой книжке я читал, что в мужчине все должно быть загадочным, если он хочет понравиться женщине.

— Как же вы? — Впервые в голосе у Лены появилась забота обо мне.

— Я нигде не пропаду. У нас, тунеядцев, всюду свои люди!

Лена немного подумала, потом сказала:

— Позвоните мне, когда все уладится, а то я буду волноваться.

* * *

— Кого это черт принес в такую пору? — ворчала за дверью заспанная тетя Нюра. — Юрка! Ты ли это? А ну, заходи скорее, холоду напустишь. Уж не случилось ли чего-нибудь?

— Нет, тетя, все в порядке. Я в командировку.

— Предупредил бы хоть. Встретили бы. Поди, забыл, как до нас добираться-то?

— Я бы предупредил, если бы знал, куда я еду… То есть, понимаете, — спохватился я, — меня случайно послали, в последний момент, словом, не успел.

— Понимаю, все понимаю. — Она захлопотала у стола.

— А ну-ка, сынку. Экий ты стал! — Из соседней комнаты вышел дядя Коля.

Я позвонил Лене.

— Ну, как вы устроились?

— У родственников.

— У чьих родственников?

— Как «у чьих»? У своих, конечно.

— И вы думаете, я вам поверю? Едете неизвестно куда, неизвестно с кем, а останавливаетесь у родственников?

Мы договорились о завтрашней встрече.

— Спокойной ночи. И помните: я не верю ни одному вашему слову!

За столом с тетей и дядей пили наливку, чай, смотрели семейные фотографии, вспоминали былые времена и каким я был маленьким.

В провинцию тепло приходит позже, чем в столицу, но и здесь весна уже растопила снег на мостовых. Лепешки слякоти летели из-под колес автомашин и шлепались прямо на заборы. Зато здесь не было толкучки, метро, приезжих, а был свежий, словно вкусный сок, воздух, который хотелось вдыхать в себя как можно глубже. На реке мальчишки прыгали с одной льдины на другую. А в Москве в это время безжалостный автомат пробил мне второй в моей жизни прогул.

Когда еще учился в школе, на лето всегда приезжал сюда. Тогда это была деревня. У меня здесь была знакомая девочка, первая любовь, которая теперь в памяти перешла в раздел «увлечения молодости». За десять дней до конца четверти начинал собираться в деревню. Не терпелось. «Наконец-то, — думал, — каникулы. Целых три месяца! Конца отдыху не видно». С тех пор прошло десять лет. И теперь это не деревня, а город.

Когда мы встретились, я пригласил Лену к себе в гости, как и обещал своим.

— К вымышленным родственникам? — спросила она.

— А вы что, боитесь?

— Я имею на это право. — Лена пожала плечами, но пошла.

Тетя очень обрадовалась.

— Зовите меня просто тетя Нюра, — сказала она Лене, конечно, принимая ее за мою невесту.

— Удивительный вы все-таки человек, — сказала Лена в третий раз за два дня, увидев, что у меня действительно есть родственники в незнакомом городе.

— Вы тоже в командировку? — спросила тетя Нюра. — Или просто так, за компанию?

— Я? Да-да!..

— Пойдемте в комнату, — успел я не дать спросить Лене: «А кто еще?»

— И тоже по этим всяким космическим делам? — продолжала интересоваться тетя Нюра.

Я попытался ей незаметно подмигнуть. Все это заметили, кроме тети.

— Нет, я строитель. А вы, значит, по космическим делам? — спросила она у меня.

— А вы не знали?! — удивилась тетя Нюра. — Ну, он вообще бука; в детстве, знаете ли, был такой же: стеснительный и молчаливый. Бывало, слова за весь день не дождешься.

— Вы про кого, про Юру говорите? — уточнила Лена спокойным тоном, чтобы не вызвать лишних подозрений.

— А про кого же еще? Он у нас в семье один такой. Бука! Слова не вытянешь. Так все и звали его — «сухарь». Одного только — очков на носу не хватало.

Никакие подмигивания уже не могли спасти меня. Накрывая на стол, тетя Нюра даже не смотрела в мою сторону.

— Я еще тогда говорила, — продолжала она, — что из него толк будет. Накаркала. Ишь ты! Что рожи корчишь-то? Ладно, ладно, молчу. — Она вышла на кухню.

«Кто больше представляет интерес для женщин, — думал я тогда, — мужчина с загадочным прошлым, большим будущим или разгаданным настоящим?»

— Так, значит, вы не безработный? Стеснительный и молчаливый? — не без иронии спросила Лена.

Я промолчал.

Если верить еще одной не менее глупой книжке, то, к сожалению, всем приличным молодым женщинам и девушкам нравятся мужчины с загадочным прошлым. А в мужчин с большим будущим влюбляются только женщины с сомнительным прошлым.

— Вы действительно скоро защищаетесь?

— Да. — Я попытался смутиться.

— И по какой специальности, если не секрет?

— Секрет.

Меня выручил дядя Коля — тем, что пришел с работы.

За столом пили наливку, чай, смотрели семейные фотографии, вспоминали былые времена и каким я был маленьким.

В гостиницу мы пошли дальней дорогой. Мимо реки. Река была черной. Только осколки льдин сверкали в лунном свете. Казалось, что к вечеру снова наступила зима. От реки дышало холодом. Зато снег лепился чертовски здорово! Раньше в кинофильмах я терпеть не мог сцен, в которых молодые люди гоняются друг за другом по берегу реки или, еще хуже, по березовой роще. А уж когда влюбленные начинали на экране играть в снежки, я просто всегда выходил из зала. Разве мог я когда-нибудь предположить, что сам буду этим заниматься? И что все это мне будет нравиться.

Впрочем, скорее всего, мне это нравилось потому, что от Лениной замкнутости и надменности не осталось ничего, кроме гордой походки, которая на скользкой дороге ее то и дело подводила. Она постоянно шлепалась. Шлепалась так смешно, как могут шлепаться только очень серьезные клоуны.