Искусство жизнестойкости. Стратегии выносливости для духа и тела - Росс Эджли

Я плыл рядом с лодкой, когда Мэтт спросил меня:

– Ты можешь дать мне сейчас четыре узла? Если нет, нам придется подождать.

Даже на этой ранней стадии заплыва я знал, что задержки – плохая идея, поэтому их следует избегать любой ценой. Несмотря на то что гидрокостюм впивался во все более саднящую открытую рану на шее, я дал понять, что готов, и ждал дальнейших указаний.

Мэтт сообщил им, что мы готовы, и замер у рации. Мгновение спустя нам дали зеленый свет. Я опустил голову и сделал шесть мощных гребков, чтобы начать переправу. Набрав скорость и двигаясь со скоростью четыре узла (7,4 километра в час), я вошел в ритм и начал дышать на две стороны каждые три гребка. Посмотрев налево, я увидел, что Мэтт расположил «Гекату» между мной и грузовыми кораблями, все еще направлявшимися к нам из Франции. Справа от меня были впечатляющие гигантские бетонные стены башни Адмиралтейского пирса.

Построенная в 1882 году и полностью выполненная из гранита, она представляет собой закрытую бронированную башню на западном волнорезе гавани Дувра и имеет две 80-тонные пушки (самые большие из установленных в Соединенном королевстве), которые были объявлены устаревшими в 1902 году.

Я чувствовал себя привилегированным, будучи необычным морским туристом. Но мое удовольствие оказалось недолгим. Теперь с каждым гребком я ощущал, как гидрокостюм врезается в кожу, а соленая вода остро жалит мои раны, становившиеся глубже и болезненнее с каждым метром, который я проплывал. Вкус воды был таким, какого и следовало ожидать от самого оживленного судоходного пути в мире: индустриальным. Поскольку мои вкусовые рецепторы страдали, я изо всех сил старался дышать только носом, но синтетические вещества, плававшие на поверхности воды, раздражали мои ноздри так же сильно, как и рот.

– Быстрее! Быстрее! Быстрее! – кричал Мэтт с лодки, подняв четыре пальца в знак того, что мы должны постоянно поддерживать скорость в четыре узла.

Я покорно делал все возможное, чтобы обеспечить ему и команде необходимую скорость. После тридцати напряженных, мучительных минут мы пересекли вход в гавань и оказались в безопасности. Больше не находясь на линии хода грузовых судов, я повернулся к сторожевой башне и помахал рукой, чтобы поблагодарить офицеров службы за их поддержку, в то время как Мэтт сделал то же самое по радио.

Глубоко вдохнув, я почувствовал облегчение, разлившееся по моему телу вместе с волной молочной кислоты от того невозможного темпа, который я только что задал.

Но радоваться было некогда. Покинув безопасное укрытие башни Адмиралтейского пирса, я больше не был защищен от ветра и волн и сразу же получил свой первый приступ морской болезни. Для тех, кто не в курсе, поясню: «болезнь движения» – это то, что происходит, когда имеет место конфликт между тем, что видят ваши глаза, и тем, что ощущает ваше внутреннее ухо (оно помогает поддерживать равновесие). Если между этими двумя системами возникнет несоответствие информации, очень вероятно, что вы почувствуете тошноту и будете с трудом удерживать свой завтрак в желудке – мне как раз пришлось это испытать.

НАКАТЫВАЕТ МОРСКАЯ БОЛЕЗНЬ

Бло, 21:10, и ситуация вот-вот ухудшится. Солнце садилось, надвигалась ночь, а это означало, что, плавая в темноте среди неспокойных двухметровых волн, я чувствовал себя так, словно находился в гигантской стиральной машине с выключенным светом. Изо всех сил стараясь выглядеть храбрым перед наступлением ночи, я продолжал бороться с морем, своим желудком и рвотным рефлексом, но Мэтт почувствовал, что что-то не так.

– Ты в порядке, Росс? – спросил он с искренним беспокойством.

И у него действительно были все основания волноваться. Мы плыли всего 24 часа, но он уже видел, что я стал странного зеленовато-серого оттенка. Слишком вежливый, чтобы признать, что мне было плохо, я изо всех сил старался улыбаться, несмотря на морскую болезнь, потому что не хотел, чтобы Мэтт так рано начал беспокоиться.

– Да, все отлично. Думаю, я съел слишком много пиццы перед отъездом, – признался я.

Стоя на палубе, Харриет сочувственно улыбнулась. Она была моей новоприобретенной «морской сестрой» и оставила свою квартиру, работу и жизнь на суше, чтобы быть с семьей в этом заплыве, так что я действительно не хотел, чтобы она видела, как я страдаю. Вот почему, дыша на две стороны (каждые пять гребков), я решил, чтобы скрыть улики: пусть меня стошнит под водой. Почти не прерывая хода, я думал, что все удалось… но возникла новая проблема.

В ту ночь мы плыли с попутным ветром, а это означало, что куски пиццы и овсянки теперь неслись в моем направлении. Что еще хуже, так это то, что приливы вокруг Дувра довольно быстрые, а значит, моя блевотина двигалась с впечатляющей скоростью, и я был вынужден либо плыть усерднее, либо купаться в ней; не та дилемма, с которой вы хотели бы столкнуться.

Итак, я был вовлечен в гонку с собственной рвотой в море. Прошел час, а меня продолжало рвать по всему юго-восточному побережью, и я скрывал улики под ночным небом. Подумал, что хуже быть уже не может. Я ошибался.

– Темнеет. Харриет, можем ли мы направить луч прожектора на Росса [в целях безопасности]? – крикнул Мэтт команде.

Мгновением позже Харриет направила в мою сторону мощный 500-ваттный фонарь, который осветил весь окружающий меня океан… вместе с кусками рвотных масс. Мои попытки сохранить достоинство провалились, поскольку Харриет объявила:

– Его рвало.

Мэтт продолжал держать ровный курс, и Сюзанна ответила с камбуза.

– Просто рвало? Или он обделался? – спросила она.

– Нет, выглядит как просто блевотина.

Затем по камбузу загремели кастрюли и сковородки, за которыми последовал звук закипающего чайника. В конце концов Сюзанна героически ворвалась в камбуз, вооружившись старинным рецептом мореплавателей. Что за оружие было у нее в руках? Свежеприготовленный чай с корнем имбиря, который она подала мне с кормы лодки, пока я изо всех сил старался держаться на воде среди волн и избегать попадания морской воды в чашку.

Сюзанна позже рассказала мне, что это средство было основано на исследовании, опубликованном в Национальном центре биотехнологической информации США, в ходе которого 80 курсантам военно-морского флота, непривычным к плаванию под парусом, давали корень имбиря, чтобы проверить его влияние на укачивание [9]. Было указано, что «после приема корня имбиря сообщалось об ослаблении симптомов тошноты и головокружения». Хотя современная наука до сих пор до конца не понимает, как