Власть и прогресс - Саймон Джонсон

можно было бы давать больным. При этом не менее важным, чем научная работа, был запрос от военных, особенно от армии США. Первое успешное применение пенициллина произошло в 1942 году, во время Второй мировой войны. Ко «Дню Д» – 6 июня 1944 года – американские военные получили уже 2,3 млн доз пенициллина. Примечательно, что финансовые вливания играли в открытии и разработке этого лекарства сравнительно малую роль.

То же сочетание отлично сработало и во многих послевоенных научных разработках, где цель работы – будь то системы ПВО, сенсоры, спутники или компьютеры – находило и формулировало правительство США. Рецепт был следующий: собрать вместе ведущих ученых, поставить им задачу, а затем сформировать внушительный спрос на новую технологию, под который подтягивался частный сектор. Примерно такой же путь привел к стремительному созданию вакцины во время пандемии COVID-19.

Подобная комбинация может стать эффективной и в перенаправлении цифровых технологий. Когда какому-то новому направлению исследований придается социальная ценность, оно может привлечь немало исследователей. А гарантированный спрос на успешные новые технологии дополнительно привлекает к разработкам частные компании. Например, правительство США могло бы предложить финансирование исследовательским командам, занятым разработкой цифровых технологий, дополняющих человека в образовании и здравоохранении, и пообещать, что в случае соответствия заявленным техническим стандартам эти технологии будут внедрены во всех государственных школах или военных госпиталях.

Поспешим подчеркнуть: мы не предлагаем традиционную «индустриальную политику», состоящую в том, что чиновники выбирают себе «любимчика», будь то компания или технология, и начинают вкладывать в него деньги. Результаты индустриальной политики в разных случаях выглядят довольно неоднозначно. Там, где она была успешна, как правило, речь шла о государственной поддержке целых отраслей, например химической, металлургической и станкостроительной промышленности в Южной Корее в 1970-е годы или металлургии в Финляндии с 1944 по 1952 год (из-за репараций в натуральной форме, которые страна должна была выплачивать Советскому Союзу).

Нет, речь не о том, чтобы выбирать любимчиков, а о том, чтобы выделить разновидности технологий, имеющие социально благотворные последствия. Например, в энергетическом секторе наш подход предлагает поддерживать все «зеленые» технологии, а не пытаться решить, какая энергия перспективнее – солнечная или ветряная (или, тем более, какая модель солнечной панели). Тот тип государственной инициативы, за который мы выступаем, строится на таком же подходе и стремится поощрять развитие любых технологий, более комплементарных к рабочим и гражданам, а не пытаться определять конкретные технологические траектории.

Защита частной жизни и право собственности на данные. Контроль за развитием технологий и его перенаправление в очень большой степени касаются ИИ, а ИИ сейчас – это в первую очередь неустанный сбор данных со всех и обо всех. В этой области стоит обсудить два предложения.

Первое – усилить защиту частной жизни пользователей. Массированный сбор данных о пользователях, их друзьях и контактах обладает множеством негативных сторон. Платформы коллекционируют эти данные, чтобы манипулировать пользователями (это ключевая часть их бизнес-модели, основанной на таргетированной рекламе). Подобные коллекции данных открывают путь к сотрудничеству платформ с государствами, желающими сунуть нос в дела своих граждан. Наконец, такой объем данных в руках владельцев нескольких крупных платформ создает серьезный дисбаланс власти как между ними и их конкурентами, так и между платформами и их пользователями.

Стоит серьезнее защищать приватность данных пользователей, для начала хотя бы не использовать их данные без прямого и открытого согласия. Однако до сих пор попытки ввести такую норму – например, предпринятые Генеральным регламентом по защите персональных данных ЕС – были не особенно успешны. Многие пользователи не осознают нарушений своего права на приватность и не беспокоятся об этом, поскольку не понимают, как можно использовать данные против них. Известные свидетельства показывают, что регуляции ГРЗПД ЕС по работе с персональными данными помешали работе небольших компаний, но совсем не повредили таким IT-гигантам, как Google, Facebook или Microsoft.

Есть и еще одна фундаментальная причина, по которой защищать персональные данные довольно сложно: платформы собирают со своих пользователей информацию не только о них самих, но и о других людях. Это может быть то, что люди косвенно сообщают о своих знакомых, или характеристики их демографической группы, которые затем используются для показа людям со схожими характеристиками однотипной таргетированной рекламы. Данных этого типа, так называемых «внешних данных», пользователи обычно попросту не замечают.

Возможно, более эффективной, чем защита персональных данных, стала бы здесь предложенная компьютерщиком Джейроном Ланье идея права собственности на данные. Право собственности могло бы одновременно и упорядочить сбор данных, и запретить крупным IT-компаниям свободно и беспорядочно использовать их для обучения ИИ. Кроме того, оно ограничило бы для IT-компаний возможность собирать огромные массивы данных из Интернета и разных публичных источников, не ставя в известность людей, к которым эти данные имеют отношение, и не получая их согласия. В конечном счете право собственности на данные могло бы даже, прямо или косвенно, подорвать бизнес-модели, основанные на цифровой рекламе.

Цель права собственности на данные кроме всего прочего в том, чтобы пользователи могли получать от своих данных доход. Однако во многих случаях данные от разных пользователей с легкостью заменяют друг друга. Например, сотни тысяч пользователей идентифицируют на картинках котиков – и на чьем именно котике обучать ИИ распознавать кошек, с точки зрения платформы неважно. В результате на переговорах с пользователями платформа оказывается в сильной позиции: даже если данные пользователей будут иметь стоимость, она сможет скупать их задешево. Присутствие «внешних данных» еще более усложняет проблему. Ланье признает эту проблему и предлагает создавать «профсоюзы данных», построенные по образцу Гильдии писателей Америки – профсоюза, представляющего интересы сценаристов фильмов, сериалов и интернет-шоу. Профсоюзы данных могли бы вести переговоры о ценах и условиях от имени всех пользователей или каких-либо их групп, не позволяя платформе применять стратегию «разделяй и властвуй» – когда, получив данные от какой-либо группы, платформа будет использовать их, чтобы сбить цену. Кроме того, профсоюзы данных смогут помешать IT-гигантам пользоваться собранными сведениями в интересах своего бизнеса, перекрывая вход на «поляну» конкурентам – примерно так, как Uber недавно использовал данные своей службы такси, чтобы добиться преимущества в доставке еды (практика обмена данными, которую недавно пытались пресечь регуляторы в Ванкувере).

Помимо этого профсоюзы данных могли бы представлять рабочую модель для профсоюзов других типов. Они могут стать мощными общественными организациями и, особенно вкупе с другими предлагаемыми нами мерами, внести свой вклад в возникновение широкого общественного движения.

Отмена Статьи 230 Закона о соблюдении моральных норм в системах коммуникации. Центральную роль в регуляции IT-индустрии играет Статья 230 Закона о соблюдении моральных норм в системах коммуникации 1996