За СССР. Старик на ринге - Никита Андреевич Борисов

ещё долго сидел у могилы, рассказывая жене о дочерях, о внуке, о том, как изменился мир за последние годы. Когда он наконец поднялся, на его лице было умиротворение. Словно он получил благословение, в котором нуждался.

— Спасибо, Клавдушка, — сказал он тихо. — За всё спасибо. Я ещё вернусь. После боя.

***

В другой части Москвы, в гостинице "Интурист", Тайрон Джексон завершал свою тренировку. Высокий, мускулистый афроамериканец с бритой головой и пронзительными тёмными глазами работал с тяжёлой грушей, нанося мощные, чёткие удары.

— Достаточно, чемпион, — сказал его тренер, седой мужчина с обветренным лицом. — Оставь немного для завтра.

Джексон остановился, тяжело дыша. Его тело блестело от пота, мышцы перекатывались под тёмной кожей. Он снял перчатки и принял из рук помощника полотенце.

— Эй, Джексон! — окликнул его журналист, каким-то образом проникший в тренировочный зал. — Что думаешь о своём новом сопернике? Старик вместо чемпиона Европы!

Тайрон бросил на журналиста холодный взгляд, но промолчал. За него ответил менеджер, невысокий энергичный человек в дорогом костюме:

— Никаких комментариев. Мистер Джексон готовится к поединку и не даёт интервью.

Когда журналиста выпроводили, Джексон тяжело опустился на скамью и покачал головой.

— Это какая-то шутка, Билл, — сказал он тренеру. — Я готовился к серьёзному бою с сильным соперником. Высоцкий — отличный боксёр, я изучал его технику месяцами. А теперь они выставляют против меня старика? Это неуважение.

— Успокойся, Тай, — сказал Билл, присаживаясь рядом. — Это не шутка. Это политика. Советы попали в неудобное положение и выкручиваются, как могут.

— Но старик? Семидесятидвухлетний? — Джексон покачал головой. — Это ставит меня в дурацкое положение. Если я его побью — скажут, что избил старика. Если буду его щадить — выставлю себя клоуном.

— Просто делай свою работу, — твёрдо сказал тренер. — Выходи и боксируй, как всегда. Чисто, технично. Без ненужной агрессии, но и без поддавков. Пусть всё идёт своим чередом.

Джексон задумался, вытирая пот с лица.

— Знаешь, что самое странное, Билл? Я ведь помню этого Воронина. Мой отец показывал мне старые записи его боёв — чёрно-белые, почти неразличимые. Говорил, что у него была лучшая защита в полутяжёлом весе. "Смотри, как он двигается", — повторял отец. "Учись у него экономии движений". Он и тогда то уже стариком был, но молодых клал.

— Твой отец всегда разбирался в боксе, — кивнул Билл.

— И вот теперь я буду боксировать против легенды, которую изучал в детстве, — Джексон горько усмехнулся. — Только это будет не тот Воронин. А старик, который еле держится на ногах.

— Не недооценивай его, — предупредил тренер. — Даже старый лев может быть опасен.

— Я не недооцениваю, — серьёзно сказал Джексон. — Я разочарован. Приехал в самую закрытую страну мира, готовился как никогда в жизни к бою с сильным соперником, а меня выставляют каким-то клоуном. Никакого уважения.

— Такова игра, Тай, — пожал плечами Билл. — Политики используют спорт в своих целях. Всегда так было.

Джексон ничего не ответил, глядя в пространство перед собой. Он действительно готовился к этому бою как никогда ранее. Изучал советскую школу бокса, анализировал технику Высоцкого, даже пытался учить русский язык, чтобы понимать команды из угла соперника. И вот теперь всё это оказалось напрасным.

— Ладно, — наконец сказал он, поднимаясь. — Я профессионал. Выйду и сделаю свою работу. Как ты сказал — чисто, технично. Без лишних эмоций.

Но в глубине души он чувствовал горечь. Этот бой мог стать одним из важнейших в его карьере, настоящим испытанием его мастерства. А превратился в фарс, в политическое шоу.

— Пойдём отдыхать, — сказал Билл, похлопав его по плечу. — Завтра важный день, что бы ни случилось.

Раунд 4

Гонг возвестил о начале четвёртого раунда. Воронин с трудом поднялся с табурета, чувствуя, как немеют ноги и тяжелеет тело. Три проведённых раунда отобрали у него большую часть сил. Рассечение над глазом продолжало кровоточить, несмотря на все усилия Алексея остановить кровь.

— Держись, деда, — тихо сказал внук, помогая ему подняться. — Просто держись. Никто не ждёт от тебя победы.

— А я сам от себя жду, — хрипло ответил Воронин, выходя в центр ринга.

Джексон выглядел свежим и уверенным. Нокдаун во втором раунде, казалось, только разозлил его и придал новых сил. Он двигался легко, пружинисто, глаза его были сосредоточены и холодны. Никакого сочувствия к пожилому сопернику — только профессиональный расчёт.

С первых секунд раунда американец взял инициативу в свои руки. Он методично теснил Воронина к канатам, нанося точные, выверенные удары. Левый джеб, правый кросс, снова джеб. Воронин блокировал большинство ударов, но каждый пропущенный джеб сотрясал его всё сильнее.

— Давай, старик, покажи свой хвалёный советский дух, — процедил сквозь капу Джексон, проводя очередную комбинацию. — Или ты уже готов упасть?

Воронин не ответил. Он сосредоточился на защите, блокируя большинство ударов, но с каждой секундой это давалось ему всё труднее. Дыхание стало тяжёлым, перед глазами плыли тёмные пятна. Кровь из рассечения заливала глаз, мешая видеть.

Алексей в углу ринга с тревогой наблюдал за дедом. Рядом с ним сидел врач, готовый в любой момент остановить бой. В правительственной ложе высокопоставленные чиновники напряжённо следили за происходящим, понимая, что эксперимент с заменой бойца выходит из-под контроля.

— Работай, Тай! — кричал из своего угла тренер Джексона. — Прижми его к канатам и заканчивай!

Американец следовал указаниям. Он провёл молниеносную серию ударов, завершившуюся мощным боковым в корпус. Воронин отшатнулся, его колени подогнулись. Казалось, вот-вот старый боец упадёт.

— Деда, держись! — крикнул Алексей, вскакивая.

Воронин услышал голос внука сквозь шум в ушах. Это придало ему сил. Он выпрямился и неожиданно провёл контратаку — короткий, но точный джеб в голову Джексона. Удар был не сильным, но заставил американца отступить на шаг.

Это была лишь временная передышка. Джексон быстро восстановил равновесие и возобновил натиск. Его удары становились всё более точными и мощными. Воронин уже не успевал блокировать их все. Несколько сильных попаданий в голову потрясли старого боксёра.

— Миша, держись! — раздался вдруг крик из зала. Это был голос его фронтового товарища, сидевшего в первых рядах. — За Родину, Миша! Как под Сталинградом!

Эти слова словно пробудили что-то в глубине души Воронина. Перед его внутренним взором на мгновение возникли картины войны