За СССР. Старик на ринге - Никита Андреевич Борисов

Но Воронин уже встал. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах появился тот самый стальной блеск, который хорошо знали все, кто видел его на ринге. Он медленно обошёл стол и направился к рыжему репортёру. Зал замер. Охрана дёрнулась, но Коробов остановил их жестом.

Старик подошёл вплотную к журналисту, возвышаясь над ним, несмотря на возраст. Репортёр побледнел, явно не ожидая такого поворота.

— Молодой человек, — сказал Воронин по-русски, чётко и раздельно, чтобы переводчик успевал переводить, — когда я стоял под Сталинградом в окружении немецких танков, никто не делал ставок, сколько я продержусь. Когда я шёл в атаку на пулемётные гнёзда, никто не спрашивал, сколько шагов я пройду, прежде чем упаду. — Он наклонился ближе к репортёру. — И знаете что? Я всё ещё здесь. А многие из тех, кто на меня ставил, давно в земле.

Зал взорвался аплодисментами. Советские журналисты вскочили со своих мест, даже некоторые иностранные корреспонденты не сдержали восхищения. Джексон тоже аплодировал, с искренним уважением глядя на старого боксёра.

Рыжий репортёр пытался что-то сказать, но его голос потонул в овациях. Воронин спокойно вернулся на своё место. Коробов, несмотря на опасения скандала, выглядел довольным — этот момент явно сыграл на руку советской стороне.

После этого эпизода пресс-конференция быстро завершилась. Журналисты начали расходиться, обсуждая произошедшее. Операторы сворачивали оборудование. Воронин и Джексон снова оказались лицом к лицу.

— Вы — настоящий воин, — сказал американец, протягивая руку. — Рад, что встречусь с вами на ринге.

— Взаимно, молодой человек, — ответил Воронин, пожимая протянутую ладонь. — Думаю, нам обоим будет что вспомнить.

Они обменялись понимающими взглядами и разошлись. Два боксёра, два разных мира, две эпохи. Завтра им предстояло встретиться в бою, но сегодня между ними возникло то, что выходило за рамки спорта и политики — взаимное уважение профессионалов.

***

Позже вся семья собралась в квартире Воронина. Наталья с мужем Юрием, Елена, Алексей, даже на удивление всех, дочку Елены — шестилетнюю Машу — привезли из Самары, ее отец Николай, который с тысячами извинений отправился назад из - за работы. В небольшой квартире стало шумно и тесно, но уютно. Юрий, муж Натальи, взял на себя роль повара и колдовал на кухне, готовя праздничный обед.

Михаил Петрович сидел в своём кресле, наблюдая за суетой родных с тёплой улыбкой. Елена расставляла тарелки, Наталья нарезала хлеб, Алексей помогал Юрию, Маша бегала между всеми, стараясь быть полезной.

— Как будто день рождения, а не проводы на бой, — усмехнулся Воронин.

— Это и есть день рождения, — серьёзно сказала Елена. — Рождение новой семейной легенды.

— Не преувеличивай, — отмахнулся старик. — Выйду, попытаюсь не опозориться, и всё.

— Деда, ты видел выпуск "Времени"? — спросил Алексей, выглядывая из кухни. — Там про вашу стычку с американским журналистом рассказывали!

— Какую ещё стычку? — нахмурился Воронин. — Не было никакой стычки.

— Пап, а этот Джексон... какой он? — спросила Наталья, присаживаясь рядом с отцом. — В газетах пишут, что он самоуверенный, агрессивный...

— Чушь, — отрезал Воронин. — Нормальный парень. Вежливый, воспитанный. Профессионал. Не такой, каким его малюют наши газеты.

— А его тренер на тебя косо смотрел, — заметил Алексей. — Я видел.

— Ещё бы, — усмехнулся Воронин. — Они месяцами готовились к бою с Высоцким, изучали его технику. А тут я — тёмная лошадка. Конечно, они недовольны.

Наконец, все сели за стол. Юрий подал своё фирменное блюдо — запечённую утку с яблоками. Хозяйки расставили салаты, закуски. На столе появилась и бутылка шампанского — по особому случаю.

— За тебя, папа, — сказала Наталья, поднимая бокал. — Какой бы ни был исход сегодняшнего боя, ты уже победитель.

— Выпьем за деда! — поддержал Алексей. — За нашего героя!

Воронин смущённо кашлянул, бокал естественно не взял. Они чокнулись, и на какое-то время установилась уютная тишина, нарушаемая лишь звоном посуды.

— Дед Миша, — вдруг сказала Маша, шестилетняя внучка, — а ты не боишься?

— Маша! — одёрнула её мать. — Что за вопросы?

— Ничего, — улыбнулся Воронин. — Нормальный вопрос. — Он посмотрел на внучку. — Боюсь, конечно. Только дурак ничего не боится. Но знаешь, в чём секрет? Нужно бояться, но не давать страху себя остановить.

— Как на войне? — спросила Маша.

— Да, как на войне, — кивнул старик. — Там все боялись. Но одни лежали в окопе, парализованные страхом, а другие поднимались и шли вперёд. Хотя боялись не меньше.

Маша задумчиво кивнула, словно запоминая урок.

— Моя воспитательница говорит, что сейчас другая война, — сказала она. — Холодная. И твой бой — часть этой войны.

Взрослые переглянулись, удивлённые проницательностью девочки.

— Умная у нас Машка растёт, — с гордостью сказала Елена. — Вся в деда.

— Твоя воспитательница права, — серьёзно ответил Воронин. — Это действительно часть большой игры. Но знаешь, что важно? Не забывать за этой игрой человека. Сегодня на ринге будут не СССР и США, а двое мужчин, которые уважают друг друга и будут честно сражаться.

— А зачем тогда выходить на бой, если не за страну? — спросила Маша.

Воронин задумался. Этот простой вопрос требовал непростого ответа.

— За правду, Машенька, — наконец сказал он. — За то, чтобы доказать: не всё в этом мире решают деньги, молодость и сила. Есть ещё характер, опыт, стойкость. — Он улыбнулся. — И ещё немного за страну, конечно. Хочу, чтобы люди у нас поверили: если старик не боится выйти против чемпиона, значит, и нам нечего бояться.

— А если проиграешь? — не унималась Маша.

— Маша! — снова вмешалась Елена. — Прекрати!

— Всё в порядке, — успокоил её Воронин. — Она правильные вопросы задаёт. — Он посмотрел на внучку. — Если проиграю, но останусь на ногах, это тоже будет победа. А если упаду... что ж, падать не стыдно. Стыдно не вставать.

Разговор постепенно перешёл на другие темы. Елена рассказывала о своих учениках, Наталья — о работе в институте, Юрий — о новом проекте. Воронин слушал, иногда вставляя замечания, но больше наблюдал за своей семьёй с тихой радостью. Вот она, его главная победа — эти люди, его кровь и плоть, его наследие.

Когда ужин подходил к концу,