За СССР. Старик на ринге - Никита Андреевич Борисов

— Что? — спросил Воронин.

— Вспомнила, как ты ответил тому наглому американцу, — сказала она. — "Когда я стоял под Сталинградом, никто не делал ставок, сколько я продержусь..."

— А он прямо позеленел! — подхватил Алексей. — Я думал, он под стол залезет!

— Ты ему врезал словами сильнее, чем кулаком, — добавил Юрий, обычно молчаливый. — Сегодня ты этому Джексону тоже покажешь.

— Не говорите ерунды, — отмахнулся Воронин, но было видно, что ему приятно.

День продолжался. Семья Ворониных смеялась, спорила, вспоминала. И среди этого шума и веселья старый боксёр чувствовал, как наполняется силой. Не физической — её уже не вернуть — а той особой силой, которая идёт от любви близких, от их веры в тебя.

Когда все начали выезжать для последних приготовлений. Остались Воронин и Алексей, старик сказал внуку:

— Спасибо, Алёшка. За всё.

— За что, деда? — не понял тот.

— За то, что согласился быть моим секундантом. За то, что поддерживаешь меня в этом безумии. За то, что собрал сегодня всю семью.

Алексей только улыбнулся и крепко обнял деда.

— Давай готовься, — сказал он. — Сегодня важный день.

Глава 8

Церемония взвешивания была назначена почти перед боем в главном зале Дворца спорта «Лужники». За два часа до начала вокруг здания уже собралась толпа — журналисты, болельщики, просто любопытные. Многие держали самодельные плакаты: «Воронин — наша гордость!», «Ветеран, покажи класс!», «СССР победит!»

Внутри зала установили помост с весами, расставили стулья для прессы, натянули баннеры спонсоров. Представители Спорткомитета нервно проверяли каждую деталь, опасаясь международного скандала.

Воронин приехал заранее. Алексей сопровождал деда, неся спортивную сумку с вещами. Их встретил Коробов, выглядевший одновременно взволнованным и торжественным.

— Всё готово, Михаил Петрович, — сказал он. — Пресса уже здесь, американцы тоже скоро подъедут. Постарайтесь быть... дипломатичным.

— Я всегда дипломатичен, — хмыкнул Воронин. — Когда нужно.

Их провели в раздевалку — просторное помещение с деревянными скамейками, шкафчиками и душевыми кабинками. Воронин сел, чувствуя внезапную усталость. Вчерашнее волнение и бессонная ночь брали своё.

— Как себя чувствуешь, деда? — спросил Алексей, доставая из сумки вещи.

— Нормально, — ответил старик. — Колени ноют немного, но это обычное дело. — Он помолчал. — Знаешь, Алёшка, странное ощущение. Как будто снова молодой, перед важным боем. То же волнение, та же сосредоточенность.

— Ты и есть молодой, — улыбнулся внук. — Душой.

Воронин только махнул рукой, но улыбнулся. Он начал переодеваться, медленно снимая костюм и надевая спортивные брюки и футболку. Алексей помогал ему, стараясь не показывать тревоги при виде старого, покрытого шрамами тела деда.

Когда пришло время выходить к весам, Воронин на мгновение задержался у зеркала. Из отражения на него смотрел пожилой, но всё ещё крепкий мужчина с прямой спиной и ясными глазами. «Ну, старик, — мысленно сказал он сам себе, — последний бой. Держись».

В главном зале их уже ждали. Американская делегация прибыла — Джексон в окружении своей команды стоял у помоста, беседуя с официальными лицами. Увидев Воронина, он кивнул в знак приветствия.

Публика, допущенная на церемонию, отреагировала на появление советского ветерана по-разному. Кто-то аплодировал, кто-то с недоумением разглядывал пожилого человека, который должен был противостоять молодому чемпиону. Иностранные журналисты обменивались скептическими взглядами, советские — демонстративно выражали уважение.

Церемония началась с официальных речей. Представитель Международной федерации бокса говорил о значимости поединка для развития спортивных связей, о важности честной борьбы. Коробов перечислял заслуги обоих боксёров, особенно подчёркивая военные награды Воронина. Тренер Джексона, Билл Хейман, отметил уникальность ситуации и выразил уважение к советскому спорту.

Наконец, настал момент взвешивания. Первым на весы поднялся Джексон. Он снял футболку, продемонстрировав великолепно развитую мускулатуру. Весы показали 102 килограмма. Публика одобрительно загудела — американец был в отличной форме.

Затем настала очередь Воронина. Он медленно снял футболку, и многие в зале невольно ахнули. Тело старого боксёра, несмотря на возраст, сохраняло следы былой мощи — широкие плечи, мускулистые руки. Но более всего поражали шрамы — десятки шрамов от пуль, осколков, ударов, покрывавших его грудь и спину. Это было тело не просто спортсмена, но воина, прошедшего через настоящий ад.

Весы показали 87 килограммов. Разница в весе была значительной, и это заставило публику снова загудеть — теперь уже встревоженно.

— Пятнадцать килограммов форы, — прокомментировал один из американских журналистов достаточно громко, чтобы все услышали. — Плюс сорок лет разницы. Это не бой, это избиение.

Воронин, услышав эти слова, спокойно повернулся к журналисту.

— Молодой человек, — сказал он по-русски, и переводчик тут же начал переводить, — на фронте я весил ещё меньше, а немецкие танки были куда тяжелее вашего чемпиона. И ничего, справлялся.

Зал одобрительно зашумел, многие захлопали. Даже некоторые иностранные журналисты не сдержали улыбок — старик явно умел держать удар не только на ринге, но и за его пределами.

После взвешивания боксёры должны были встретиться лицом к лицу для традиционной фотосессии. Воронин и Джексон встали друг напротив друга, глядя глаза в глаза. Разница в росте и массе была очевидной — американец возвышался над советским ветераном как скала.

Фотографы щёлкали затворами, выкрикивая просьбы: «Ближе! Посмотрите в камеру! Покажите кулаки!» Боксёры послушно выполняли указания, сохраняя профессиональную невозмутимость.

И тут один из американских журналистов — тот самый рыжий, который задавал провокационные вопросы на пресс-конференции — крикнул:

— Джексон, не бойся ударить посильнее! Советские ветераны привыкли падать!

Зал замер. Это была явная провокация, переходящая все границы приличия. Переводчик не стал переводить эти слова, но смысл был понятен по интонации. Коробов побледнел, готовясь к дипломатическому скандалу.

Воронин медленно повернулся к журналисту, но не успел ничего сказать. Джексон неожиданно шагнул вперёд и заговорил, чётко и громко:

— Я не знаю, кто вы и какое издание представляете, — сказал он по-английски, — но вы позорите американскую прессу и мою страну. Господин Воронин — ветеран войны, чемпион и уважаемый человек. Если у вас нет уважения к старшим, покиньте зал.

Это заявление вызвало овацию. Советские зрители аплодировали американскому боксёру, явно не ожидав от него такого благородства. Коробов с облегчением выдохнул.

Но напряжение только нарастало. Рыжий журналист, вместо того чтобы извиниться, крикнул что-то ещё более оскорбительное — теперь уже в адрес обоих боксёров. Воронин, услышав это, резко двинулся в сторону журналиста, но Джексон оказался быстрее.

Американский чемпион в два шага оказался рядом с