Человек в прицеле - Александр Александрович Тамоников

кто может это дорого купить. Зачем? Зарабатывать деньги на обеспечение деятельности резидентуры в Москве? Тоже вариант. На подкуп должностных лиц, на дорогие подарки нужным людям? А почему нет?!

Описание внешнего вида этих собирателей ценностей мало что дало Когану. Скорее всего, по описаниям отца Тихона врага не найдешь. Но факт стоит проверить. Если выяснится, что это не единственная группа или что она действует в дальнем Подмосковье не первый месяц, а то и не первый год, тогда это зацепка…

Глава 4

За окном мело. Московские улицы мгновенно побелели, а почти из каждого двора стал слышен стук лопат и скребков дворников. Платов, сидя за своим столом, смотрел на Когана с некоторым сомнением: его гипотеза выглядела несколько экстравагантно. Но, зная своих оперативников уже не один год, оценивая их способности, помня, какие операции они уже проводили и какие аналитические способности показывали, он не стал перебивать, выслушав Бориса до конца.

— Значит, — спросил Платов, когда Коган закончил говорить, — периодически немцы забрасывают к нам под Москву вместе с грузом для резидента еще и специалистов по поиску и скупке старинных предметов, имеющих определенную ценность? И сколько их сейчас может шастать по селам и городкам недалеко от Москвы?

— Немного, а может, и очень мало, — покачал головой Борис. — Я понимаю, что с точки зрения арифметики выглядит неправдоподобно. Если резидент сидит в Москве не первый год, внедряется, пытается пустить корни, то и помощников такого рода у него должно накопиться уже около взвода. Понимаю ваш сарказм, Петр Анатольевич.

— Я бы не стал называть это сарказмом, — усмехнулся Платов. — И все же?

— А вот справочка. — Коган полез в карман и достал оттуда листок бумаги, сложенный в несколько раз. — Это мне майор Кондратьев из МУРа подборку сделал. Практически сразу после зимы 41–42-го годов, то есть после нашей операции «Тайфун», когда Красная армия отбросила фашистов от Москвы на расстояние 150–300 километров, в Подмосковье стали появляться люди, которые скупали ценности художественного и культового характера. Причем не там, где проходила линия фронта после апреля 42-го года, а именно здесь, не дальше ста километров от Москвы. МУР получил в свое время сводку и ряд ориентировок. И за полтора года многих удалось поймать, а еще больше скупщиков погибли в перестрелках с оперативным составом уголовного розыска. Я бы еще добавил от себя, что часть скупщиков со временем переставали работать на немецкую разведку, а просто исчезали с ценностями, имея на руках более или менее качественные документы для легального проживания на территории СССР. Вот поэтому немецкая разведка и подбрасывает периодически под Москву подготовленных скупщиков, чьи ряды редеют со временем.

— Ну, выглядит логично, — согласился Платов. — Только есть сомнение, что уголовный розыск и вообще подмосковная милиция ни разу не вышли на организаторов, на заказчиков. Не поняли, что за этой системой стоит враг из-за границы?

— Видимо, скупщики не имеют прямой связи с резидентурой в Москве. Есть какой-то их старший, бригадир, который координирует работу полевых агентов. Могли его не сдать, или не успеть сдать, или он тоже погиб и прислали нового. Вариантов много, поэтому мы считаем, Петр Анатольевич, что необходимо внедрение в их среду.

— Вы, я так понимаю, успели продумать схему? Слушаю!

— Да, — подтвердил Шелестов, — мы решили сыграть роль людей, которые тоже заняты подобным промыслом, но у нас не особенно налажен сбыт. Мы не скупаем ценности, а крадем! Немецкие агенты могут заинтересоваться нашей работой и попытаться скупать у нас краденое.

— Боюсь, что с такой легендой вы далеко не продвинетесь… — Платов потер руками виски и заговорил уже с большим энтузиазмом в голосе: — А что, если немного изменить вашу легенду? На воров и грабителей вы не больно похожи. А вот на людей, раздобывших информацию о художественных ценностях, которые собрали немцы и не успели вывезти из-за советского наступления, это будет интереснее. Вы совместно с агентами немцев, к которым войдете в доверие, будете продолжать розыски этого клада. А мы периодически будем вам подбрасывать кое-какие вещи, чтобы подогревать интерес врага. Я не уверен, что нам удастся так легко выйти на резидента, но…

— Но мы можем выйти на людей, которым дарят дорогие подарки, — предположил Шелестов, — и тогда цепочка может замкнуться.

— Хорошо, — кивнул Платов, — я решу вопрос с изделиями, представляющими ценность, а вы продумайте план внедрения. Второй вопрос, и он же первый: что с неизвестным в офицерской шинели без погон?

— Пока конкретики мало, — ответил Шелестов. — Сейчас мы ищем иголку в стоге сена, но есть кое-какие соображения. Не может человек, курящий такие дорогие папиросы, жить на окраине Москвы, в рабочем поселке. Я думаю, что он очень занятой и занимает определенное положение в каких-то городских или государственных структурах. Есть соображение, что этот неизвестный появился в районе рабочего поселка не случайно. Имеются у него там контакты, или в гости приезжал к какому-то знакомому или знакомой…

Майор Кондратьев хорошо представлял работу участкового. Да и опыт оперативного работника помогал говорить с людьми так, как надо — не раздражая, не пугая, а ведя беседу уважительно, с пониманием. Тем более что люди собрались помянуть бабушку, соседку, с которой бок о бок прожили много лет, и почти все соседи пришли помянуть на девять дней, как принято. Может быть, это в какой-то мере и было кощунственно, но ведь дело того стоило, важность была такова, что в душе и Шелестов, и Кондратьев себя простили, надеясь, что простили бы и люди, узнай они об истинных причинах расспросов.

Мария Ивановна была учительницей. И сколько ее помнили люди, она всегда учила детей. И в школе, а до этого в интернате для беспризорников, а до этого и в гимназии. Отзывались о ней люди хорошо, говорили о ее душевных качествах, о том, что она всегда умела найти дорожку к душе самого отчаянного хулигана и беспризорника. Ее слушались, ей интуитивно верили. Есть такие люди, душа которых чувствуется сразу. Так было и с Марией Ивановной. Да только теперь уже разлетелись ее ученики по белому свету. Многие и на войне, поэтому неудивительно, что никто из учеников не знал о смерти старенькой учительницы. Война, увы! Кондратьев и Шелестов слушали рассказы соседей, кивали головами. Вспоминали, что навещали Марию Ивановну иногда ученики. Года четыре назад какой-то морской капитан с пышными усами приезжал. Летчик, известный еще до войны, появлялся с цветами. А в прошлом году женщина голубоглазая как бросилась учительнице на шею, так весь вечер и не отпускала. А вот незадолго