Звезда героя - Сергей Малинин

– Приятного аппетита, – сказал Машков и, прикончив яичницу, принялся разливать кофе.

* * *

Выбравшись из воды на прогретый солнцем галечный пляж, Одинцов бросил на землю ранец запасного дыхательного аппарата, расстегнул наплечные ремни и присел на камень. За то время, что он провел в воде, солнце основательно переместилось по небосклону. Теперь оно скрылось за гребнем обрыва, и крошечный пляж накрыла тень, но камень еще хранил тепло и приятно пригревал зад сквозь мокрую ткань плавок. Дотянувшись до лежавших поодаль шортов, Одинцов вынул из кармана сигареты и закурил, рассеянно следя за тем, как тает в солоноватом морском воздухе голубой дымок. Организм неторопливо перестраивался на нормальный, «сухопутный» режим работы. Одинцов физически ощущал этот процесс; казалось, внутри у него одно за другим щелкают реле и переключатели, размыкая аварийные и подключая к работе основные цепи кровообращения и передачи нервных сигналов. Эффективная и быстродействующая машина для ведения боевых действий под водой возвращалась в состояние обычного человека – ну, или почти обычного, отличия которого от всех прочих представителей рода людского было невозможно заметить со стороны. К тому моменту, как сигарета истлела до самого фильтра, Иван Одинцов уже перестал быть двуногой акулой и начал мыслить не как хищник, самой природой идеально приспособленный для того, чтобы убивать, самому оставаясь живым, а как человек, которому не чужды идеи гуманизма.

Вместе с гуманизмом вернулись все остальные слабости, свойственные человеку, в том числе и способность сомневаться в собственной правоте. Одинцов сидел на камне, следил за тем, как набегающая на берег волна колеблет длинные пряди выброшенных на пляж водорослей, и пытался понять, имеют ли их с Виктором Машковым подводные вахты хоть какой-нибудь смысл.

Сменяя друг друга, они торчали в трюме затонувшего буксира уже третьи сутки подряд. Два дня и две ночи, проведенные в небезопасном сидении под водой – срок, вполне достаточный для того, чтобы усомниться в чем угодно. За это время Одинцов изучил буксир и его окрестности как свои пять пальцев, а трюм превратил в самую настоящую западню, неосторожно угодив в которую дичь уже не смогла бы выбраться без посторонней помощи. Спортивная сумка фирмы «Адидас», набитая камнями, была возвращена на прежнее место. Хорошо замаскированный, тонкий и прочный фал соединял ее с тончайшей металлической сеткой, что, утяжеленная грузами, раскинулась под потолком трюма. Попытка сдвинуть сумку с места запускала нехитрый механизм ловушки: сеть падала, накрывая и опутывая злоумышленника, и дело, таким образом, оказывалось в шляпе.

Такова была теория. На практике же никто не торопился угодить в расставленную капитаном третьего ранга Одинцовым сеть, как будто убийца, столкнувшись у буксира с посторонними, так перепугался, что решил махнуть рукой на тридцать килограммов контрабандного золота – пускай себе и дальше лежат на дне, как выброшенный за борт мусор.

С Виктором Одинцов теперь встречался только под водой, где особенно не побеседуешь, но с его отчимом и своим командиром, кавторангом Машковым, обсуждал эту тему не раз и не два. По словам Машкова, Витька тоже перестал видеть в подводных вахтах смысл буквально после второго или третьего погружения. Впрочем, даже он превосходно понимал, что иного выхода у них нет: поймать преступника с поличным они могли только так.

За спиной хрустнула под чьей-то ногой потревоженная галька. Одинцов обернулся и без удивления увидел позади себя только что спустившегося по тропинке отставного кавторанга Зимина. Павел Андреевич, по обыкновению, был одет в старенькие шорты, пляжные шлепанцы и застиранную тельняшку, а на голове у него, опять же как всегда, красовалась бейсбольная шапочка с захватанным пальцами козырьком. Козырек был украшен вышитыми золотом листьями, а на лбу шапочки виднелась сделанная такими же шитыми золотистыми буквами надпись: «US NAVY». В сочетании с тельняшкой эта американская военно-морская шапочка вьетнамского производства придавала соседу Машкова сходство с ушедшим на покой капитаном американской атомной подлодки, не хватало разве что сигары, солнцезащитных очков и стаканчика с виски. Вместо всего этого Зимин держал в левой руке линялый матерчатый чехол с удочками, а в правой – старую, выгоревшую почти добела противогазную сумку, в которой, надо думать, лежало все, что уважающий себя рыбак берет с собой на рыбалку: наживка, прикормка, запасные крючки, грузила, блесны и так далее.

Одинцов, не вставая, пожал ему руку и сейчас же закурил новую сигарету. Курил он нечасто, но после долгого пребывания под водой делал это с особенным удовольствием, потому что там, на глубине, не покуришь.

– Расслабляешься? – расчехляя снасти, с пониманием усмехнулся Зимин. – Это правильно. После хорошей работы отдых вдвое слаще.

– Так то после хорошей, – возразил Одинцов. – А я никак не могу отделаться от ощущения, что просто валяю дурака.

– Крокодил не ловится, не растет кокос? Да, это бывает…

Зимин сильно размахнулся, гибкое телескопическое удилище со свистом рассекло воздух, и наживка с негромким всплеском упала в воду метрах в пяти от берега.

– Может, ты и прав, – сказал Павел Андреевич, присаживаясь на камень рядом с Одинцовым и тоже закуривая. – К интуиции надо прислушиваться… если она имеется в наличии, конечно.

– Насчет интуиции не знаю, – вздохнул Одинцов, – но простой здравый смысл подсказывает, что так можно просидеть под водой до второго пришествия и ничегошеньки не дождаться.

– Да, странное дело, – согласился Зимин. – Ведь не фунт изюма – целая сумка золота! Что ж это он за ней так долго не идет? Должна быть какая-то причина. Ты не думал, какая?

Одинцов криво улыбнулся, с силой ввинчивая в гальку окурок.

– Только о том и думаю, – признался он.

– И много надумал?

– Похвастаться нечем, – вздохнул Иван. – Ну, вопервых, убив того матроса, он мог испугаться и, фигурально выражаясь, лечь на дно – затаиться на время, пока все не успокоится. Правда, я бы на его месте подумал о том, что, пока он отлеживается в норе, золото могут обнаружить – случайно или намеренно, неважно.

– И?..

– Да если б знать! Я бы, наверное, взял хороший бинокль и постарался последить за берегом.

– И что бы ты увидел?

Одинцов опять вздохнул, преодолев желание закурить еще одну сигарету. Он видел, к чему клонит собеседник, но возразить было нечего: они с самого начала повели дело далеко не лучшим образом. Наверное, Машка был прав, предлагая сразу сдать это чертово золото в военную прокуратуру, в милицию – словом, куда угодно, лишь бы сбыть его с рук. Теперь делать это поздно; не совершив, по сути, ничего криминального, они каким-то