Задохнись моим прахом - more_popcorna

Лифт был переполнен. И даже это меня не расстроило. Я зашагала по лестнице вперед, предвкушая разговор с Лав. Но, не поднимаясь до этажа, где она лежала, остановилась на отделении реабилитации. Точно таком же, где лежала Лав. Но в нем, как я помню, лежали пациенты с более тяжелым диагнозом. И именно в тот момент, когда я проходила мимо этого самого отделения, я заметила имя пациента на планшете, что висел рядом с палатой. Прямо напротив выхода на лестницу. «Джереми Браун».

«Нет, ну может быть в больнице полным-полно Джереми. Не факт, что это тот самый», подумала я. Но решила проверить это совпадение. Все равно пришла сегодня пораньше.

В этом отделении я никогда не была. Нэнси говорила, что опыта и знаний не хватает. В него присылали тех медсестер, кто либо работал в клиники дольше меня, либо имел полное медицинское образование. Но я и не стремилась: здесь медсестрам было не до разговоров с пациентами. Днями и ночами они носились с памперсами или утками, обрабатывали пролежни и кормили пациентов как капризных младенцев. А им даже и не доплачивали. Так себе работа. И я бы никогда не зашла сюда, если бы не это имя, застрявшее у меня в памяти: «Джереми Браун».

На посту была именно та медсестра, которую я больше всех здесь ненавидела. Она была старой, вредной и брюзжащей. Ей бы самой в больнице полежать, а она на всех ворчит и кричит о том, чтобы лишний раз не дергали пациентов. Будто ее крик их не дергал.

Дождавшись, пока она снова погрузится в свои бумажки, я на цыпочках прошагала к палате Джереми. На этом этаже в них были маленькие окна, чтоб медсестры могли, не нарушая покой пациента, проверить их здоровье. Как раз в него я и заглянула.

В одноместной палате с включенным телевизором, лежал высокий широкоплечий парень. Одеялом его накрыли прямо по грудь, хотя в больнице не было жарко. Пот не проступал на его лице. Сам Джереми выглядел достаточно бодро. Хоть и рассмотреть мне его удалось недолго. Сзади себя услышала довольно знакомый крик, который прогнозировал мне очередной втык от Нэнси.

– Ты что здесь делаешь? – кричала на меня та самая медсестра.

– А… извините… я хотела….

– Плевать мне, что мы там хотела! Здесь тебе не музей. А ну, пошла вон!

Прямо как какую-то бродяжку в поисках еды, она вышвырнула меня за дверь. И стояла за ней ровно до того момента, как я не поднялась в свое отделение на этаж выше.

Я решила сдаться Нэнси сразу. Заодно бы узнала почему меня так резко выгнали. В иное время весь персонал нас с руками был готов оторвать к себе, настолько сильно им этих самых рук не хватало. А тут гонят, будто это какой-то секретный объект.

– Это и есть секретный объект, – ответила мне Нэнси, – ну пока не завершится следствие.

– Следствие? Какое следствие?

– А тебе твоя Трейнор не рассказала? Держат их федералы, пока не вылечатся. А потом будут расспрашивать: где тогда были, что делали… ну когда Подесту взорвали месяц назад.

– Погоди, погоди… – пыталась переварить я всю информацию, – а почему наше отделение не держат?

– А на наше видимо силенок не хватило, – рассмеялась Нэнси, – это же федералы с Подесты, а ты самая знаешь… не понятно теперь, кому они принадлежат. Вот и выбили у местных властей такой жесткий допрос только одного отделения. А наше, видимо, начнут допрашивать, когда все выпишутся из него. Вот им подфартило, скажи!

Да, действительно подфартило. Особенно нам с Лав, которую бы доконали уже федералы со своими расспросами. Взяв смену у Нэнси, я сразу же пошла в палату к Лав. Та, только что позавтракав, уже вовсю ждала продолжение нашего разговора.

…

Итан долго приходил в себя. Неделю. Когда просыпался, то просил полностью отрезать ему руку – так сильно у него болело то, что от нее осталось. Ривер успокаивал его остатками Морфия, на днях ребята должны будут сходить на вылазку в ближайшие аптеки. Все равно лекарств не хватало не только Итану, но и всем остальным. На неделе так же разродилась одна девушка. В школе появилась прекрасная девочка.

Марко же ни на минуту не отходил от Шарлотты. Знакомил ее с другими детьми, мамочками, своими друзьями. Уговаривал ее поесть невкусные консервы, когда та противилась, и укладывал спать, когда ей снились кошмары. Он мне открылся тогда с иной стороны: огромный бородатый мужчина сидел возле кровати маленькой девочки и рассказывал ей сказки, а потом тихо напевал колыбельные. Не знаю, были ли у Марко дети. Даже если и нет, он преуспел в этом. Для одной Шарлотты так точно.

В один из дней, после очередной вылазки, девочка как-то спросила не нашли ли мы, все-таки, ее родителей. Марко помотал головой в разные стороны. И она поникла. Все еще в душе надеялась, что они живы. Что, может быть, выбрались из лагеря. И сейчас также блуждают по лесу. И я решила ее поддержать. Ведь ни с кем еще, кроме Марко, она заговорить не решалась.

– Эй, красотка, – нелепо начала я, – успела тут с кем-то подружиться?

Она покачала головой в разные стороны. Прямо как Марко. Если бы не ее белокурая шевелюра и смуглая кожа, их вполне можно было принять за родственников.

– А что ты любишь? – не унималась я, – петь там, рисовать? Может быть читать?

Я пыталась ее хоть как-то заинтересовать. Придумать ей какое-то дело, как-то ее отвлечь. Чтобы она просто не грустила. И не была одна.

– Гулять с мамой. И папой.

Шансов у меня не было. Шарлотта была забитая. И с тех пор, в лесу, когда противилась с нами идти, больше характер не показывала.

Может боялась? Но эта твердость духа все равно жила в ней.

Пусть и скрывалась.

– Слушай, а пойдем поможешь мне подавить сок из ягод? Мне одной будет тяжело… остальные девочки еще не успели вернуться.

Хорошо, что она тогда не огляделась. Поняла бы, что я вру. Просто покорно пошла за мной, захватив с собой пару сумок с ягодами и яблоками. У нас для этого дела было отдельное место. Рядом с окнами. Чтобы мы, при свете, могли увидеть негодные ягоды и червивые яблоки.

– Вот, – протянула я ей ступку и пест16, – в ней будет проще.

Сама же я давила ягоды обычной толкушкой, в жестянке. Но не так усердно и быстро, как