Задохнись моим прахом - Анна Александровна Летняя

Выключив свет лампочки, которая висела над нами с Мелоди, он пошел обратно на улицу – ждать моего решения. Снова напоминая, даже без слов, что времени у меня было не так много, как хотелось.

Все вокруг уже начали ложиться спать, предвкушая новый день. Новые вылазки, походы к роднику и посиделки у радио в перерывах. Обычный день, как и сотни предыдущих. Ведь у них ничего не менялось, кроме даты на календаре, приближающей всех выживших к концу сентября, когда война могла вновь закончиться. Пусть и на время.

Но не для меня.

Для меня вся эта бесконечная череда однотипных серых дней теперь стала привычкой, которую разнообразила смерть Мелоди. Теперь оттенок серого стал еще темнее.

Все ближе и ближе пододвигая меня к той самой тьме, от которой мы все бежим.

И в которой все, рано или поздно, погрязнем.

Я как будто до сих пор думала, что все это розыгрыш. Сейчас Мелоди очнется, поблагодарит меня за то, что я, все-таки, не решилась ее стричь, и пойдет спасать своих брошенных на улицу щенят.

Но она не встала.

Я даже ее слегка толкнула рукой в плечо, чтобы она пошатнулась. Встала и сказала «Ты что делаешь, Трейнор? Больно же».

Но она не встала.

Снова.

Тело просто двинулось на мгновение, показывая всю ее хрупкость и маленький вес. Я бы сама могла ее донести, настолько худой она была. А теперь, когда ее душа вышла из тела, так тем более.

Да, это была уже не Мелоди. А просто ее тело. Все такое же красивое и элегантное, как при жизни. Пусть и синее от увечий. Это не делало ее страшной. Нет. Это все равно делало ее прекрасной. Или это был лишь мой фильтр любви к ней. Который потихоньку отключался.

На ее похороны я не пошла. Не смогла. Да и Роуз мне запретила. Сказала, что сейчас ее закопают, а завтра – мы с ней простимся. Я спорить не стала. Если бы дошла в тот день до могил, обратно бы меня пришлось им нести на руках.

Еще одна ноша… нет, хватит с них сегодня. Посещу Мелоди завтра. Заодно и зайду к Хоуп.

Если бы не обстоятельства, это звучало бы намного круче. Как будто, после утренней пробежки, я зайду к своим подругам. И мы вместе пойдем в кафешку.

Но в Подесте друзей посещают на кладбище. Принося им любимые милкшейки, которые так и останутся нетронутыми.

Волосы Мелоди были, как мои прежде, до лопаток. Кудрявые, немного запутанные. Я провозилась с ними целую ночь, пытая расческой, чтобы отдать ребятам на вылазку их в годном виде. За это накидывали еще пару годных вещиц. К тому моменту, как я закончила, то уже не чувствовала, что это были волосы Мелоди.

Нет, волосы Мелоди всегда были спутанные. Пусть и не настолько, как сейчас. Но она редко пользовалась расческой. Любила видеть их в пышном виде, пусть и с комками на кончиках.

А это… это были волосы какой-то умершей девушки.

Но не моей Мелоди. Больше нет.

Ложась спать, я не стала далеко убирать состриженные мной ее волоски. Крепко держала их в руках. Если бы кто-то решился тогда украсть их у меня, им бы пришлось отрезать мне руки. Настолько сильно я в них вцепилась. Пытаясь заснуть, я тихо напевала под себя ту песню, что пели раньше дети. Почему-то на ум пришла именно она. Возможно, из-за своей мелодичности и нежности, которую я слышала в детских голосах. Потому, что в моем тихом и слабом голосе, она звучала как-то безжизненно.

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale, high

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet nightingale

Oh, sing sweet nightingale

Sing sweet

…

Oh, sing sweet nightingale, sing

Oh, sing sweet nightingale

Oh, sing sweet

Oh, sing18

Так и не заснув, но немножко подремав, я услышала приход тех парней с зала, которые собирались на вылазку. И как раз направлялись до границы. Свернув свое сокровище в рваный пакет, я два раза обернула его скотчем и отдала одному из них. Решив также спросить.

– Слушай, а что было в той самокрутке? Я помню, что-то успокаивающее, но ты еще говорил про какой-то пепел… Что вы сожгли?

Он усмехнулся, прежде чем ответить. Никто еще не спрашивал о таком и он не знал, как впервые об этом сказать.

– Мы ничего. Это прах одного из наших друзей. Тоже ходил с нами на вылазки, пока не сожгли прилюдно, попав с нами в плен. «Саузен Пауэр». И пока они нас держали, то делали такие самокрутки. Из всех, кого тогда сожгли. Их нехило вставляло. Прям как тебя. Вот мы и решили забрать их, пока они спали. Сами к тому времени еле-еле спаслись. Ха, мы даже еду не взяли. А вот прах ребят да. И хотели сначала похоронить, как полагается, но один раз сами попробовали. И нам зашло. Знаешь, после этого проще куда-то выходить. И домой тащить раненых. Будь у нас энергетики или хотя бы алкоголь, мы бы и не решились на такое. Но они уже на том свете, а мы все еще живы. И нам нужно оставаться живыми. Чего бы нам это не стоило.

Глава 15. Ход ладьей.

Это был самый тяжелый рассказ, который я слышала от Лав.

Хотя мы, лишь дошли до середины истории.

Ничего подобного я и представить не могла, когда соглашалась на эту авантюру доктора Дьюитта. Посидел бы он сам послушал про все эти ужасы. Самому бы себя пришлось лечить.

Мы даже с ней не попрощались. Я просто поняла, что дальше она рассказывать не собирается, встала и ушла. Домой идти не хотелось, но еще одну такую выходку с ночевкой в больнице Нэнси мне не позволит. Поэтому я волочила себя домой изо всех сил, представляя как завтра услышу что-то похуже. Надо было морально подготовиться. Напиться с утра было не выходом, хоть и в сестринской всегда был спирт.

Ночью плохо спала. Второй день без нормального сна должен был выйти мне боком. Я боялась, что так и усну в кресле у Лав на самом интересном месте. И на этом наша, так называемая “терапия”, закончится. По пути я зашла уже не за кофе, а энергетиками. Перед больницей выпила один. Вкус примерзкий, не понимаю, что в них находят подростки. Но если меня также будет от них колбасить,