Бригада (1-16) - Александр Белов

девушка! Вечером сама зашла в его номер, обнадежила: были смешки и взгляды потупленные, и улыбки робкие, и заглядывания в глаза. А потом вдруг: «Ах, я устала, у меня болит голова, завтра рано вставать…»

И — шмыг в свою комнату. И замочек на двери — щелк! Нет, ну так продинамить!

Белов, разумеется, и виду не подал, что разочарован: улыбнулся ей вслед, как умел только он — словно солнце вышло из-за туч, но мысленно чертыхнулся. В глубине души он ожидал от нее чего-то в этом роде. Все-таки эта ее беззащитность показалась ему какой-то наигранной, деланной. С обслугой в мотеле она разговаривала совсем другим тоном, жестким и командным. Саша решил, что это не тот вопрос, из-за которого стоит расстраиваться. Но заснул не сразу, долго ворочался с боку на бок. Потом вдруг провалился в темную бездну и очутился в больничной палате.

Все было как в тот раз, когда он затащил Пчелу и Коса в больницу к лежавшему в коме другу. Только теперь в палате царил полумрак. Фил почему-то снова лежал на койке, опутанный трубками и проводами датчиков. И опять Пчела и Кос косились друг на друга, словно не поделившие двор пацаны. И, как тогда, это не мешало им в один голос капать друг на друга Белову. Что понятно: кто главный, тот и за все в ответе. А теперь, коли он один остался в живых, значит опять ему за всех отдуваться. Ему и жизнь за них доживать и долги их общие отдавать. Но нельзя сказать, чтобы братья прониклись к нему из-за этого горячей благодарностью. Напротив, права начали качать пуще прежнего.

— Зря ты повелся на эту бабенку! — нахмурился Пчела.

— Этим динамщицам верить нельзя ни капли! — поддержал его Кос.

— Да что тут такого? Я ведь не жениться на ней собираюсь, — пришлось оправдываться Саше. — Так, развеяться хотел…

— Помяни мое слово, — мрачно сказал Пчела, — втравит тебя эта Земфира в какую-нибудь историю. И ради чего? Ради копеечного сахарка?! А у тебя сейчас столько денег лежит без дела, считай — пропадают. Это никуда не годится! Деньги крутиться должны!

— Да брось ты про свои бабки, — окрысился Космос, плохо различимый во мраке. — Лежат и лежат, есть не просят. Ты лучше скажи, что там с батей?

— Экий ты заботливый стал! — удивился Пчела. — А кто Юрия Ростиславовича до ручки довел? Если бы ты поменьше коксовал да шизел, небось, и проблем бы у старика не было.

— А что я должен был, — ничуть не смущаясь, отмахнулся Кос, явно не присмиревший и после перехода в мир иной, — баксы в капусте искать? А на кой они ляд сдались? Не в деньгах счастье…

— А в их количестве, — закончил Пчела в своем стиле: ну совершенно не изменился после смерти!

Памятуя, что Кос благодаря наркоте и пьянкам стал большим мастером по созданию идиотских ситуаций, Белов не стал терпеть: пора дать им бой, а то ведь они опять сядут ему на голову:

— Слушайте, неужели и «там» из-за ваших дрязг покоя нету?

Ребята на мгновение притихли, и Пчела вздохнул жалобно:

— В том-то и дело. Нет и не будет нам покоя нигде, пока ты все свои узелки не развяжешь. Так и будем мы в астрале болтаться, как дерьмо в проруби.

— Да мы-то что… — опять отмахнулся державшийся в тени Кос. — Ты, Белый, про батю моего не забудь. И про Людочку.

«Причем тут Людочка? — удивился Белов, но спросить не успел, потому что в разговор вступил Пчела:

— И о моих стариках позаботься… Да, брателла, жили мы грешно, а померли совсем паскудно, — продолжал он. — И то, что ты убийц наших замочил, само по себе ничего не решает. Пока ты хоть что-то путное из того, что мы накрутили, не сладишь — мытарствовать нам тут без покаяния. Ладно, прощай, и помни о нас, не забывай. Пошли, Кос.

Их силуэты начали терять очертания, размываться, как на плохой фотографии.

— Стойте, стойте! — удивился Белов, которому вдруг стало обидно, что они вот так уходят, при жизни они — его своими проблемами грузили, дышать не давали, а теперь с того света умудрились достать. — Что я-то могу для вас сделать? Какое такое путное?

— Ты просто помни нас… — с жуткой улыбочкой повернулся на свет Кос, и от вида его кровоточащих ран Белова бросило в жар…

Он вздрогнул и проснулся…

Несколько секунд он боялся открыть глаза, чтобы не увидеть изувеченных друзей. Но потом вспомнил, что это был сон, и облегченно перевел дух. Какое счастье: очнуться после ночного кошмара, а потом понять, что это сон, всего лишь сон. Явственный до жути, но все-таки — сон.

«А не едет ли у меня крыша? — вдруг подумалось Белову. — Глюки всякие, разговоры с покойниками… Может, так оно и начинается?»

Уже начало светать. Отличный намечается денек. Жаль только, не удалось выспаться. Из открытой форточки веяло утренней свежестью. За окном громко щебетали и свиристели птицы, словно, намолчавшись за ночь, торопились обсудить свои пернатые новости. В ярко-зеленой листве деревьев за паркингом и вдоль трассы уже появились багрянец и золото… У Белова полегчало на душе: он в порядке, здоров, друзья его не забывают. Навещают как никак. Или это он их помнит и через подсознание общается с ними? Как бы там ни было, а жизнь продолжается.

Белов принял душ, оделся и вышел на стоянку. За ночь многое изменилось, часть машин уехала, другие припарковались там, где они стояли. Но ЗИЛ и «Мерседес» остались на своих местах. Белов подкачал шины, открыл капот и проверил аккумулятор и масло… Он никак не мог избавиться от ощущения, что за ним кто-то наблюдает.

— Ты это… Ты извини меня за вчерашнее, — раздался у него за спиной мелодичный голос Земфиры. — Правда, я сама так расстроилась! — девушка подошла к нему и состроила виноватую мину. — Мне и самой обидно… Ты такой хороший. А голова у меня вчера и вправду заболела. Ну, ты не сердишься на меня? — И она, встав на цыпочки, осторожно поцеловала его в подбородок…

За завтраком Земфира щебетала не хуже утренних пташек. Саша молча слушал ее, не перебивая… Все таки она ему очень нравилась…

Когда Белов осторожно выруливал на трассу, ему бросилось в глаза, как ярко сияет лазерный диск за ветровым стеклом запыленной «Самары», стоявшей у самого выезда с паркинга. Многие водители пребывали в уверенности, что милицейские радары не смогут зафиксировать превышение скорости, если их сигнал отразится от такого диска. Саша мысленно пожалел еще одного простачка, которому