Предателей не прощают - Сергей Дмитриевич Трифонов

об исчезновении Шеликова и группы Суховей? Скорей всего, пока не следует. Нужно подождать, что откопает её опергруппа. Иначе Карновский может вновь заартачиться, и Киев с британцами пошлют его куда подальше. Подождём, решила Устименко.

– Ладно, – с огорчением вымолвила она, – ещё не вечер, подождём. Кстати, Боренька, мне в Киеве дали небольшое задание – кое-что проверить, поэтому несколько дней я ненадолго буду отлучаться. Ты не волнуйся, это не опасно. И ещё… Киев считает, нам с тобой требуется охрана. Поэтому не удивляйся, если увидишь рядом с нашим домом автомашину, это охрана. Сотрудники ГУР будут нас сопровождать повсюду, куда бы мы с тобой или поодиночке не отправились. Не обращай на это внимания, веди себя естественно.

Карновский недовольно поморщился, но, понимая, что ГУР поступает верно, оберегая его от ФСБ, промолчал. Устименко спросила:

– Оправа очков в надёжном месте?

– Надёжнее не бывает, – усмехнулся Карновский.

– Чем ты намерен заняться?

– Если ты не против, буду ездить купаться и загорать. Конечно, хотелось бы с тобой, но ты ведь, к сожалению, занята…

Елена села на колени мужа и, обняв его за шею, прошептала:

– Милый, и купаться будем, и загорать, и всё остальное…

Проводив домработницу, они занялись «всем остальным» и, периодически остужая себя под душем, наслаждались друг другом до позднего вечера, пока уставший Карновский не заявил:

– Всё, умираю с голоду, поехали ужинать.

Лимассол Устименко знала неплохо, любила старый город, особенно в вечернюю пору, когда дневная жара таяла и узкие улочки продувались свежим морским ветром. Она завела машину на парковку у старой английской таможни и, взяв супруга под руку, повела его по великолепной набережной.

Насыщенный йодом морской воздух дурманил. Мягкий, желтоватый свет множества фонарей, окутывавший набережную, пальмы, волнорезы и накатывавшие на галечный берег морские волны создавали какую-то необычную, неестественную, чуть размытую картину бытия… А люди, прогуливавшиеся по набережной парами, группами или в одиночку, представлялись безликими, таинственными тенями невидимых существ в этом сказочном мире южных ароматов, медленно остывающей жары, неспешных движений и негромких разговоров…

В двадцати шагах от супружеской пары Колар двигался, охраняя их, старший лейтенант Владимир Коваль, профессиональный диверсант и убийца.

Устименко привела супруга к Лимассольскому замку, построенному в Средние века на месте разрушенной византийской крепости. Замковую площадь, раскинувшуюся вокруг цитадели, оккупировали десятки ресторанов и кафе. Елена выбрала знакомый ресторан с хорошей средиземноморской кухней и заказала всё, что так любили они с Карновским: устрицы, лангусты, кальмары фри, острую брынзу из овечьего молока… В этот вечер она была счастливой женщиной.

Капитан Стовба, получив приказ Грыма, нашёл по навигатору дом, где располагалась квартира Веры Коровниковой, и уже подъезжая, увидел пиццерию. Желудок буквально свело от голода, после противного обеда в самолёте он до сих пор ничего не ел. Взглянув на часы (они показывали двадцать два пятьдесят), он решил, что никуда Коровникова не денется, а желудку срочно требовалось топливо.

Припарковавшись на стоянке возле пиццерии, Стовба привычно оглядел стоявшие машины. Внедорожник «мерседес» чёрного цвета, две потрёпанные япошки – седаны – «тойота» и «хонда» и продуктовый фургончик «пежо». Он заказал большую пиццу и решил съесть её комфортно, по-человечески – за столиком под тентом, выпить бутылочку колы и большую чашку «американо».

Дневная жара отступала неохотно, и вымокшая от пота футболка противно липла к телу. И вообще, не любил Стовба операции на юге – жарко, дискомфортно, быстро одолевает усталость, оружие негде спрятать… Он машинально потрогал висевшую через плечо кожаную борсетку, где одиноко болтался пятнадцатизарядный «Вальтер П-88», немного тяжеловатый, но точный и надёжный. Задний же карман джинс оттягивал и мешал нормально сидеть складной спецназовский нож. Ничего, потерпим, решил Стовба, с жадностью набросившись на пиццу.

Посетителей почти не было. Краем глаза он заметил сидевшего справа, наискосок, крепкого мужика с короткой стрижкой чёрных волос и бандитским лицом. Тот доедал такую же огромную пиццу, что и у Стовбы. «Какой-то местный качок», – подумал киевский диверсант, запивая кока-колой очередной кусок. «Качок» завернул остаток пиццы в салфетку и направился к «мерседесу». Стовба потерял к нему интерес.

Поев, Стовба размышлял: выпить «американо» или не мешать колу с чёрной бурдой? Решил смешать. Он не спеша потягивал кофе и курил уже вторую сигарету. Как же ему не хотелось идти к какой-то москальской бабе! Если она дома, её нужно тихо усыпить, тащить на себе в машину, а потом аж на третий этаж волочить в служебную квартиру резидентуры… Ладно, пора за работу.

Он въехал во двор нужного дома, поставил свой «Форд Фокус» между двумя машинами, осмотрелся и попытался войти в подъезд, дверь была заперта. Выматерившись про себя, набрал номер квартиры на домофоне. Дверь отворилась, и это его не удивило, как не удивило и то, что дверь почему-то за ним не захлопнулась. Так бывает, когда кто-то придерживает дверь, либо что-то помешало ей захлопнуться.

Стовба поднялся на этаж, прислонился ухом к двери, стал прислушиваться. Никаких звуков, полная тишина. Он позвонил, дверь, будто за ней уже ждали, немедленно отварилась, и перед ним возник… тот самый качок, что двадцать минут назад жадно поглощал пиццу за соседним столиком.

– Прошу, – любезно произнёс качок по-русски, приглашая гостя движением руки в квартиру.

Только теперь Стовба сообразил, что угодил в засаду. Он круто развернулся на пятке и бросился вниз по лестнице, но путь ему преградил высокий парень с пистолетом в руке. Стовба рванул наверх, совсем забыв о своём пистолете в борсетке, но и там, на лестнице, с оружием стоял крепкий паренёк. Тогда он решил прорываться в квартиру, виртуозно выхватил из кармана нож и незаметным, отработанным движением метнул его в сторону качка.

Клык не успел уклониться, нож воткнулся в левое плечо, боль обожгла предплечье. Присев в ожидании удара ногой, он сконцентрировался, и когда диверсант бросился в квартиру, резко вскочил, выбросив вперёд правую руку.

Стовба был уверен, ножевая рана и болевой шок выведут качка на время из строя, и он прорвётся в квартиру, а из неё выберется на улицу. Он видел, как от боли качок присел, и сделал рывок вперёд, но качок вдруг выпрямился, и Стовба, будто с разбега, налетел лицом на бетонную стену. Искры посыпались из глаз, в голове загудело, из разбитого носа ручьём хлынула кровь…

Его сбили с ног, быстро и ловко заломили руки назад, обраслетив их наручниками, заклеили скотчем рот. Стовба мысленно рыдал, проклиная свою беспечность.

Люди Грача вырвали нож из плеча Клыка, наложили жгут, остановили кровотечение, промыли рану перекисью водорода, наклеили дезинфицирующий пластырь, перебинтовали, вкололи обезболивающее.

– Спасибо, братцы, спасибо, – улыбаясь через