Шрам: Легионер - Сим Симович

до или после. Может заминируют подходы, может снайперский огонь, может смертники. Не знаю как, но ударят. Слишком важная цель символическая — сорвать выборы значит показать что французы не контролируют, что демократия не работает, что страх сильнее свободы.

— Тогда зачем вообще проводить? Зачем рисковать?

— Политика. Малийское правительство хочет показать успех, французское правительство хочет оправдать военные расходы, ООН хочет рапортовать о прогрессе. Все играют в театр, а мы декорации защищаем. Бессмысленно, но такова война — половина операций политические, не военные. Привыкай.

Виктор присоединился, усмехнулся:

— Защита выборов, блин. Во Владивостоке выборы тоже защищали, только там ОМОНом от недовольных, не от боевиков. Везде одинаково — власть хочет легитимность, народ хочет не голодать, а солдаты между ними, получают по обе стороны.

— Философ, — Милош хмыкнул. — Но прав. Легион не для демократии воюет, для интересов Франции. Демократия — прикрытие, красивые слова. На деле — ресурсы, влияние, геополитика. Мали богата ураном, золотом, нефтью. Французы хотят контроль, боевики тоже. Население между молотом и наковальней, мы молот.

Шрам слушал молча, курил. Всё правильно, всё циничное, всё честное. Война без иллюзий, без пафоса, без лжи. Просто интересы, столкновение сил, кровь как валюта. Выборы — инструмент, не цель. Легионеры — исполнители, не судьи.

Подготовка заняла день. Проверка оружия, снаряжения, коммуникаций. Медики упаковывали аптечки расширенные — ждут раненых, много. Сапёры готовили миноискатели, щупы, роботов-разведчиков. Снайпера пристреливали винтовки, проверяли оптику. Всё по стандарту, но тщательнее обычного — политическая операция, внимание СМИ, ошибки недопустимы.

Выехали во вторник в шесть утра. Конвой большой — двадцать грузовиков, восемь БТР, вертолёты сопровождают сверху. Ехали шесть часов по дороге разбитой, через пустыню, через холмы. Проверяли на мины каждые триста метров, медленно, осторожно. Нашли четыре, обезвредили. Боевики готовились, минировали подходы, но не очень умело — мины лежали поверхностно, заметные.

Тессалит появился на горизонте в полдень — серое пятно на фоне красного песка, окружённое холмами низкими. Город средний, плотной застройки, минарет мечети торчит в центре, французский флаг на администрации. Окраины разрушены — следы боёв месячной давности, сгоревшие дома, пробоины в стенах. Центр целее, жизнь теплится.

Конвой въехал, остановился на площади центральной. Легионеры высадились, начали размещение. Командный пункт в администрации, резерв там же. Отделения разошлись по участкам — школа, мечеть, больница, культурный центр, рынок. Проверяли здания, периметры, устанавливали заграждения, посты. Снайпера лезли на крыши, занимали позиции.

Шрам с двумя помощниками поднялся на водонапорную башню — бетонный цилиндр высотой двадцать метров, на окраине, господствует над городом. Лестница ржавая, скрипучая, ступени шаткие. Забрались на верх, площадка узкая, метра три на три, перила низкие. Ветер сильный, раскачивает башню немного, тошнотворно. Но обзор идеальный — видно весь город, все участки, все подходы, холмы вокруг.

Устроили позицию: СВД на сошках, запасные магазины, бинокль, рация, вода, еда на двое суток. Помощники — Ларош и молодой легионер Бертран — разместились по углам, тоже с винтовками, секторы обзора распределены. Связь проверили — рация работает, слышно всех командиров, можно корректировать огонь, вызывать поддержку.

Начали наблюдение. Город внизу жил странной жизнью — одновременно мирной и напряжённой. Люди ходили по улицам, торговали на рынке, дети играли во дворах. Но движения осторожные, взгляды настороженные, группы маленькие. Никто не задерживался на открытых пространствах, все спешили в укрытия, в дома. Страх чувствовался даже с высоты двадцати метров.

Легионеры патрулировали улицы парами, автоматы наготове. Население шарахалось, отходило, не встречалось взглядами. Дети не махали, не просили конфет, как бывает в мирных местах. Просто смотрели исподлобья, молча, по-взрослому серьёзно. Война украла у них детство, оставила только страх и недоверие.

К вечеру размещение закончено, периметры проверены, участки готовы. Легионеры поужинали — холодный паёк, вода, чай из термосов. Сидели на постах, курили, разговаривали тихо. Ждали ночи, ждали рассвета, ждали выборов. И ждали атаки, которая придёт обязательно. Вопрос только когда и откуда.

Шрам смотрел на закат с башни. Солнце садилось за холмами, окрашивало город в оранжевый, потом в красный, потом в фиолетовый. Сумерки наползали быстро, за пятнадцать минут день сменился ночью. Город погрузился в темноту почти полную — электричества нет, генераторы только у французов, местные используют керосиновые лампы, свечи. Огоньки мигали в окнах, тусклые, неверные.

Тишина легла на город, густая, напряжённая. Не мирная тишина, а затишье перед бурей. Воздух плотный, тяжёлый, давит на плечи. Инстинкт говорил — что-то не так, что-то готовится, что-то придёт. Легионер не знал что, но чувствовал. Годы войны обострили чутьё, научили читать знаки, предчувствовать опасность.

Город внизу выглядел мирно. Но это была иллюзия. Под поверхностью кипело — страх, ненависть, желание мести. Боевики где-то рядом, в холмах, в руинах, среди населения. Планируют, готовятся, ждут момента. Завтра будет кровь, взрывы, смерть. День выборов превратится в день резни. Может.

Или нет. Может боевики не рискнут, испугаются французской силы, отступят, переждут. Может выборы пройдут тихо, люди проголосуют, малийское правительство отрапортует об успехе, легионеры уедут, всё закончится хорошо.

Шрам усмехнулся горько, сам себе. Иллюзии. Наивные, глупые. Боевики ударят, сто процентов. Слишком важная цель, слишком символическая акция. Сорвать выборы — показать слабость французов, подорвать доверие к правительству, вернуть страх в сердца людей. Это их стратегия, их метод, их цель. Они не упустят момент.

Значит завтра будет бой. Может большой, может маленький, но будет. Легионеры готовы, опытны, вооружены. Но боевики фанатичны, безжалостны, готовы умереть. Столкновение неизбежно, исход неизвестен.

Ночь прошла тихо, без инцидентов. Патрули ходили, сообщали — движения нет, контактов нет, подозрительных активностей нет. Либо боевики ждут дня, либо их вообще нет рядом. Но Шрам не верил во второе. Они здесь, просто прячутся, маскируются, терпеливо ждут.

Рассвет пришёл в шесть утра, быстро, ярко. Город проснулся осторожно, медленно. Люди выходили из домов, смотрели на легионеров, на участки, на пустые урны. Избирательная комиссия — пять малийцев в рубашках белых, нервных — прибыла в семь, начала подготовку. Раскладывали бюллетени, ручки, урны, списки избирателей. Всё выглядело официально, правильно, демократично.

В восемь утра участки открылись. Первые избиратели пришли — человек десять, робко, оглядываясь. Показывали документы, получали бюллетени, голосовали, уходили быстро. Поток был тонкий, неуверенный. Люди боялись, не верили в безопасность, ждали взрыва, выстрела, атаки. Но голосовали, потому что надо, потому что власти велят, потому что надеются что демократия спасёт.

Шрам наблюдал сверху, через оптику, сканировал толпы, крыши, окна. Искал аномалии, угрозы, признаки подготовки атаки. Видел