Бригада (1-16) - Александр Белов

— У меня не мамаша, а Мама, — поправил его Иван.

— А какая разница? — спросил Тимоха.

— Разница большая, — ответил Иван, — я правда бы им позвонил, чтобы не волновались. Только откуда?

— Внизу на проспекте Оксана-Пылесос работает, — сказал Лоцман, — я ее видел, когда в магазин ходил. У нее мобила есть. Она даст по своему телефону позвонить, если попросить хорошо.

Иван поинтересовался, что за Оксана-Пылесос такая, и Лоцман ответил, что она их знакомая проститутка, землячка Тимохи, тоже из Крыма. Ей всего четырнадцать, но выглядит на все двадцать. Промышляет самым дешевым способом — уличным. Они как-то ее от ментовской облавы спрятали на чердаке, а потом и от клиента, которого она обула, и который ее хотел убить, так что Оксана-Пылесос у них в долгу — позвонить даст. Решили этого дела не откладывать.

— Так чего насчет нашего плана кинуть крутых? — спросил Ботаник.

— А он есть, этот план? — поинтересовался у него Лоцман. — Как мы все это дело проворачивать будем?

— Уже есть, слушайте, — произнес Ботаник, поправив на носу очки.

— Ты пока продумай свой план досконально, — перебил его Лоцман, — а мы с Ванькой пойдем к Оксане спустимся и, если она не занята сейчас, позвоним его родителям, а ты подготовь доклад по всей форме.

Ботаник кивнул, Тимоха растянулся на дощатом настиле, загаженном голубями, а Иван и Лоцман вылезли в щель в двери и стали спускаться вниз на проспект, где рядком выстроились в ожидании клиентов уличные проститутки.

V

Семен Александра Белова не обманул — через неделю теннисный корт был готов. Стены были свежевыкрашенными, кое-где остались явные следы недавно законченного ремонта. Этот корт, конечно, сильно отличался от московских, на которых играла российская политэлита, но для игры полупрофессионалов, каковыми являлись Белов и Семен, и такой корт был вполне пригоден.

Соперники разошлись в разные стороны и стали с упоением гонять мячик через сетку. В этот раз Семен старался не уступать, хотя Белов очевидно превосходил его по мастерству. Дуба, Герман и Витек попивали пиво, поглядывая на то, как их шефы гоняют мячик по корту. Дуба все время бухтел, что если Семен заставит его играть, кроме волейбола, еще и в «это», то он лучше снова сядет в зону, чем будет бегать по корту в «позорных белых трусах с пионерскими носочками».

Сыграв два или три сета, игроки решили передохнуть, отошли к приготовленному для них столику с деликатесами и запотевшей бутылкой водки. Семен на правах хозяина налил Белову рюмку и рюмку себе. Выпили, закусили бутербродами с икрой и поджаренными с луком мидиями.

— Как наш корт? — спросил Семен. — По столичным меркам?

— Нормально, — ответил Белов, — похуже, конечно, чем у Бориса Николаевича, но для нашего уровня игры в самый раз. А что тут раньше было?

— Детский спортивный клуб «Юниор», — ответил Семен, — я в детстве сюда ходил играть в мини-футбол, боролись мы тут, в волейбол играли. А до того как я это здание купил, тут азербайджанцы свои овощи хранили. Трудно было за неделю все это вычистить, но я тебе ляпнул, что за неделю сделаю, нужно было слово держать. Да и надоело в школе играть с братвой в волейбол, теперь своя площадка будет.

— И детей, наверное, будешь сюда пускать, — сказал Саша, — можно и название оставить прежнее — «Юниор».

— А зачем мне тут какие-то дети? — удивился смотрящий. — Чтобы они мне все тут поломали? Нет, никаких детей тут не будет. Я сюда свои личные бабки вложил.

— Зря, — сказал Белов, — тебе же самому выгодно, чтобы в городе нормальные люди подрастали, а не быдло беспризорное. Если бы подросткам было куда пойти поиграть в футбол или волейбол, они бы меньше по подъездам терлись, воровали, да грабили прохожих вечерами, да к Барону за дозой бегали.

— А зачем мне все это? — спросил Семен. — Как говорится, в мутной водичке легче рыбку ловить. Не будет бытовухи и подросткового хулиганства в городе, мне некого будет разводить и свою копейку не на чем будет зарабатывать. А так сосед соседу морду набил — идут ко мне за правдой. В милиции долго будут возиться, а я, как Соломон, сразу рассужу и с обоих за эту правду денежек поимею. А что касается Барона, так я с его бизнеса тоже свой доход имею. И немалый, заметь. Да что я тебе прописные истины втолковываю? Тебе, Саше Белому, который в этом деле не одну собаку съел…

— Так ты Барона крышуешь? — спросил Белов.

— В городе я его крышую, и ментам он тоже платит, по моим сведениям, — ответил Семен, — но многие вопросы менты решать не могут, да и у меня бригада оперативнее действует. Мне бумажной волокиты не надо. Вот вопрос — а вот его решение. А вообще, у Барона в Москве есть покровители, они его сюда и подсадили. Барон — это только часть реки, один из ее рукавов. Тебе его не свернуть, Белый. Да и сам посуди, ну зачем нам его трогать? Мне лично выгодно, что он есть, ведь я на этом имею свою долю. Если человек подсажен на иглу, он квартиру и все свои вещи продаст за бесценок. Я таких опустившихся пасу, а потом квартиру забираю по дешевке, делаю ремонт и перепродаю. Это моя нива. Барон мусор убирает, как хищник в лесу, жрет больных и слабых. Так и у нас, у людей. Кто наркоманами становится? Только хилые, неприспособленные к жизни, которые ищут в уколах забвения.

— Я сам еще недавно так думал и такими же словами себя оправдывал, — сказал Белов.

— И что же твое мнение так круто изменило?

— Жизнь, — ответил Саша.

— А мне жизнь ничего не меняла, — ответил Семен, — так что мне до наркоманов дела нет, пусть дохнут. Дерьма не жалко.

— Пусть дохнут? — переспросил. Саша. — Тогда сегодня, когда придешь домой, посмотри у своей младшей дочери руки на локтевых сгибах. По моим сведениям, там у нее должны быть следы от уколов.

До Семена не сразу дошло, что ему сказал собеседник. Белов следил, как добродушно-настороженное выражение его лица сменилось на зверски-растерянное.

— Что ты сказал? — вскочил Семен, так, что пластмассовый стул из-под него отлетел к стене. — Ты на что намекаешь? Намекаешь, что моя младшая наркоманка?

— Я не намекаю, я это знаю с точностью до ста процентов, — невозмутимо ответил Саша. — Я привык за свои слова отвечать, поэтому на ветер их не бросаю.

— Да я же Барона предупреждал, что если, не дай бог,