Танго Агарта. Книга первая - Валерий Николаевич Ковалев

– Крепкий мужик, – уважительно хмыкнул Котов. – В такую жару сам выкушал почти бутылку и ничего.

К вечеру зной немного спал, с берега подул свежий бриз и свободным от вахты разрешили сход на берег.

– Можете посетить город, осмотреть его и к 23.00 всем быть на борту, – напутстовал старпом выстроенных на палубе увольняемых.– Командиры боевых частей и начальники служб отвечают за порядок. Кто вернется «под шафе»*, будет иметь дело со мной. Все понятно?

– Понятно, – ответили из строя.

– Глеб Романович, а можно мы потом займемся подводной охотой? Тут полно рыбы, – сказал один из боевых пловцов.

– Нет вопросов, – ответил Котов. – Занимайтесь.

Когда последняя партия моряков съехала на берег и, весело переговариваясь, исчезла в роще, оттуда появился «лендровер» мэра, и остановился рядом с пристанью.

Чуть позже он отъехал, увозя с собой командира со старпомом, и механика с Лисицыным.

– Да, видать не попробовать мне той мулаточки, – вздохнул стоящий в рубке Майский, оставленный за старшего.

У борта о чем-то тихо шепталось море.

На этот раз Перейра привез своих гостей в местный отель, выстроенный на склоне горы, под сенью гигантских цветущих деревьев. Он называется «Boa Vista» и весело искрился неоновой вывеской.

– Ну и деревья,– задрал вверх голову Котов. – Никогда таких не видел.

– Это эвкалипт царственный, – вдохнул нежный аромат Лисицын, – по латыни Eucalýptus régnans .  Считается самым высоким цветковым растением на планете. Деревья этого вида достигают высоты сто и более метров. Кстати, они весьма ценные. В начале века царственные эвкалипты использовались в основном при производстве бумаги, сейчас же их древесина экспортируется в Европу для изготовления каркасных домов, мебели и шпал. Ну а кора и листья, богатые эфирными маслами, широко применяются в фармакологии.

На первом этаже отеля всех встретил суперинтендант с хозяином – худощавым, модно одетым, средних лет мужчиной, мэр представил гостей, тот радушно пожал всем руки и пригласил следовать за собой.

Миновав просторный зал ресторана, с немногочисленными, сидящими за столиками посетителями и поющими на эстраде музыкантами, все поднялись на второй этаж, прошди по длинному, с ковровой дорожкой коридору, куда выходили полированные двери десятка номеров и оказались на широком, окаймленном цветущими растениями, каменном балконе.

С него открывался прекрасный вид на виднеющиеся вдали, причудливо окрашенные в закатные цвета горы, окаймляющие их внизу тропические леса и одну из морских лагун.

– Да, картина достойная кисти художника, – сказал Туровер, усаживаясь на предложенное ему место.

Все остальные тоже расселись вокруг единственного, изыскано накрытого стола, хозяин щелкнул пальцами, и, как по волшебству, из расположенной сбоку двери, появились несколько одетых в легкие туники и с цветками жасмина в волосах девушек, грациозно несущих в руках тяжелые подносы. На них распространяли дразнящие запахи неведомые морякам яства, которые с изяществом были водружены на стол, и амазонки упорхнули.

– Пур фавор*, – обвел рукой все это великолепие хозяин, а Родригес хлопнул в воздух пробкой стоящей в ведерке со льдом одной из бутылок шампанского.

Первый тост провозгласили за дружбу между народами, все встали и тонко зазвенели бокалы.

– Господин Мануэль, – показал Лисицын глазами на хозяина отеля, – предлагает нам для начала отведать лангустов с арахисом, они весьма подходят к «Вдове Клико»*

Офицеры попробовали и нашли блюда весьма вкусным.

– Чем-то похожи на дальневосточных крабов, – положил себе еще механик и покосился на золотистую бутылку с малагой.

Ужин постепенно набирал обороты, звучали очередные тосты и менялись экзотические кушанья. За лангустами последовало национальное островное блюдо «качупа», состоящее из сладкого батата, нежной свинины и фасоли, потом «бочада» – блюдо из желудка и крови молодого ягненка, а также многое другое.

– Гостеприимные, однако, эти португальцы, – вытянув очередную рюмку коньяка, закусил долькой ананаса Котов.

– Да, в этом им не откажешь, – улыбнулся Туровер и дружески потрепал по плечу Перейру.

– Смею заметить, европейцев на этих островах всего один процент, – сдобрив устрицу лимонным соком, высосал ее Лисицын. – А хозяин отеля, мэр и суперинтендант креолы, их здесь большинство.

– А я видел на берегу и негров, – подлил себе малаги в бокал Боженко.

– Все верно, – утер руки салфеткой ученый. – Это представители местных африканских племен манджак, баланте и банту. Их всего процентов двадцать.

В это время Перейра с Родригесом о чем-то негромко поговорили с Мануэлем, тот с готовностью кивнул и приложил к уху мобильный телефон.

Когда девушки, убрав со стола лишнюю посуду, подали гостям островной, состоящий из воздушного печенья с медом, бананового кекса и папайи с кофе, десерт, ведущая на балкон дверь распахнулась, и на нем появились трое смуглых музыкантов с гитарами и чем-то вроде барабана.

– Боа нойте*, – широко улыбнулся самый старший, и вся тройка уселась на стоящие у парапета стулья.

В темном высоком небе пушисто мерцали далекие звезды, где-то в кронах деревьев трещали цикады, и в воздухе поплыла, перемежающаяся тихими аккордами, прекрасная грустная мелодия.

– Здорово поют, – утер носовым платком повлажневшие глаза механик. – Почти как у нас на Полтавщине.

Когда замер последний аккорд, Мануэль что-то сказал стоящим неподалеку девушкам и одна из них обнесла музыкантов налитым в высокие стаканы портвейном.

Выпив, они лукаво переглянулись, пальцы самого старшего быстро пробежали по грифу, и под серебряный звон гитар и рокот барабана, к небу понеслась задорная бразильская самба. Глаза у всех начали восторженно блестеть, губы расплылись в улыбках, а ноги стали непроизвольно притопывать.

Родригес, издав какой-то гортанный звук, вскочил из-за стола и, отбивая ногами мелкую дробь, чертом приблизился к девушкам. Те томно опустили глаза, и, играя бедрами, двинулись ему навстречу.

– Лихо пляшут! – наклонился к Туроверу Котов.

Тот жевал свою неизменную беломорину и звонко прихлопывал в ладоши.

Когда в первом часу ночи автомобили мэра и суперинтенданта остановились на берегу лагуны, там ярко горел костер, причудливо освещая уснувшую рощу и чернеющий на воде с включенными якорными огнями «Танго», по палубе которого расхаживала темная тень с автоматом.

Хлопнули дверцы и машины, развернувшись, уехали, а офицеры, хрустя песком, направились к костру.

– Ну, как отдохнули? – отряхивая с шорт песок, поднялся навстречу Майский.

Здесь же, на белесом комле выброшенного морем бревна, сидели полковник-летчик и два боевых пловца.

– Нормально, – опустился рядом Туровер. – Не спится, Георгий Иванович? – обратился он к полковнику.

– Такая ночь, – кивнул тот на звезды. – Какой уж тут сон.

– Да, красота, – обозрел мерцающее небо Котов. – Во-во, глядите!

Сверху сорвалась звезда, и, прочертив яркий след, исчезла за горизонтом.

– Чья-то душа отправилась в рай, – вздохнул механик, – красиво.

– Значит так, Виктор, – обратился Туровер к Майскому. – Сегодня