Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов

— Хреново, Опанас! Пасут его.

— Кто? — встрепенулся тот, кого звали Опанасом.

— А фиг его знает. Легавые вроде бы.

— Ох…. твою мать! — заматерился по-русски Опанас.

Вообще эти двое говорили между собой только по-русски.

— А ты там не очень “засветился”? — теперь Опанаса беспокоила уже эта проблема.

— Не очень, — проворчал его товарищ. — Да они вообще лопухи, здешние легавые. Жизнь у них сытая, спокойная, народ без напряга живет, почти не ворует и не грабит. А если кто этим и занимается, так только психи-одиночки, у которых такие дела вроде как спорт или хобби. Любители, одним словом.

— Верно, профессионалов, наверное, всего трое на весь поезд, — ухмыльнулся Опанас. — Этот чурбон из соседнего вагона да мы с тобой.

— Надо бы его раньше было сграбастать, падлу, — с досадой сказал товарищ Опанаса, которого звали Миклухой, — я бы из него, козла, все жилы вынул, но код он бы мне назвал.

— Да, надо было его в Швейцарии и сграбастать, — согласился Опанас.

— Во всех отношениях страна удобная, — Миклуха раздвинул в глуповатой улыбке свои пухлые, какие-то бесформенные губы. — Сплошная лафа — там в тюряге бифштексами кормят.

— Ты-то откуда знаешь? — недоверчиво спросил Опанас.

— Не знал бы, не ботал бы. И матрацы, бля, там выдают, что в твоем отеле. А у австрийцев, даром, что те совсем по соседству, — извини-подвинься. Перловка, нары почти такие же, как и у нас. Единственное только удобство, что вместо параши — унитаз.

Французы, агенты ДСТ, тоже не оставили без внимания визит Миклухи в купе, в котором ехал Фабиано.

— Что это за тип? — спросил Огюст.

— По виду типичный уголовник. Да к тому еще и порядком нагрузившийся.

— Конец света не за горами — если такие типы путешествуют в вагоне первого класса.

— Что делать, что делать, — покачал головой Анри. — У них, на Востоке, тоже настала эра свободы.

— Ты полагаешь, что он откуда-то с Востока? — наморщил лоб Огюст. — Хотя, конечно, такие рожи бывают у югославов, а еще у поляков.

В Фонтенбло в купе, где разместились агенты ДСТ, вошел высокий худой мужчина лет сорока, представляющего почти полную его противоположность — маленького, толстенького и улыбчивого.

— Отдел по борьбе с бандитизмом, — сказал худой, показывая удостоверение. — Меня зовут Берранс, а это мой коллега Клодель.

— И чем мы обязаны вашему ведомству, мсье? — сухо спросил Анри. — Мы похожи на бандитов?

— Да ладно вам, — примирительно сказал толстячок Клодель. — Наша операция уже согласована с вашим начальством.

— Какая операция? Начальство — что ваше, что наше — похоже, совсем рехнулось. Мы ведем типа по имени Луиджи Фабиано. Вас он тоже, выходит, интересует?

— Интересует, — кивнул Берранс.

— Хорошенькое дельце, — хмыкнул агент ДСТ Огюст. — Да ведь мы под ногами друг у друга будем путаться.

— Совсем наоборот, — возразил с улыбкой Клодель. — Мы значительно облегчим вашу задачу. Дело в том, что за объектом вашего наблюдения увязался “хвост” — еще от самой швейцарской границы. Похоже, бандиты из Восточной Европы.

— Верно, — почти примирительно проворчал Анри. — С полчаса назад один из них, похоже, появлялся здесь, он заглядывал в купе, в котором едет Фабиано. Вы подозреваете этих типов в чем-то серьезном?

— Разумеется, — сказал Берранс. — У нас есть все основания подозревать их во многих преступлениях, в том числе и в том, что именно они устроили с назад месяц перестрелку на Трокадеро в Париже.

— Ну? — недоверчиво покачал головой Анри. — Именно эти парни были там?

— Не обязательно, — ответил Берранс. — Но это русские, из одной банды. Или из нескольких. С неделю назад в русском ресторане “Карлов” произошла еще одна перестрелка, в результате которой там осталось несколько трупов. Остальные, естественно, дали деру.

— Да, стрельба в Париже — это совсем ненормально, — согласился Анри. — Ведь это не Нью-Йорк, не Рио и не Москва. С этим надо обязательно бороться. Но в данном случае вы должны отделить этих бандитов от Фабиано без малейшего шума. Здесь идет очень серьезная игра, понимаете? В деле завязано слишком много служб — в том числе и из других государств. Если же вы наделаете слишком много шума, вы его спугнете, а это будет чревато потерей нескольких пунктов в общем рейтинге французских спецслужб.

— Не стоит волноваться, друг мой, — успокоил его жизнелюбивый и оптимистичный Клодель. — Потерпим до Виши, а там вы увидите, насколько умело и оперативно может действовать наша служба.

В Виши в соседний вагон с двух сторон вошли четверо молодых парней, одетых в железнодорожную форму. У них были широкие плечи, короткая стрижка под форменными фуражками, а кителя, если хорошенько присмотреться, немного топорщились на груди.

У купе, в котором размещались Миклуха и Опанас, парни в форме железнодорожников разбились на две пары, расположившиеся по обе стороны от двери. Затем один из четверки постучал в дверь.

— Приготовьте ваши билеты для проверки, мсье, — вежливо произнес он.

Миклуха и Опанас, пробывшие в цивилизованной Европе достаточно долго для того, чтобы усвоить простую вещь — никакой билетный контролер не станет ломиться в купе в такое время суток, все же намного дольше жили в другой стране, где многие дикости были не в диковинку

К тому же железнодорожную форму от полицейской они отличали. Железнодорожников опасаться не стоило, но и задираться с ними тоже особого резона не было: Миклухе и Опанасу предстояло еще добраться до “чурбона”, который ехал в соседнем вагоне, так что им явно не улыбалось быть высаженными или даже привлечь к себе повышенное внимание.

Однако молодой человек, представившийся железнодорожным контролером, повел себя совсем непредсказуемо: он схватил здоровяка Миклуху за запястье правой руки и резко дернул, в результате чего Миклуха придавил сидевшего на мягком диванчике Опанаса всей своей тяжестью — невозможно сохранять равновесие, когда тебе заломили руку за спину так, что пальцы почти касаются затылка.

У Миклухи просто молнии засверкали перед глазами от резкой боли. На мгновение он совсем забыл о том, что имеет дело с представителями французского закона и правопорядка — раньше он полагал, что они все излишне вежливы и нежны, то есть, выражаясь его языком, тюфяки и педики. Только отечественные менты, мусора, волки позорные, козлы, фараоны могли обращаться так грубо. У Миклухи в мозгу словно какой-то выключатель щелкнул, меняющий среду обитания, и он зарычал на родном языке:

— Пидер, что же ты, сучара… твою мать?!

Но в следующее мгновенье и другая его рука оказалась за спиной, тонкие металлические наручники прочно сковали запястья.

Столь же бесцеремонно “железнодорожники”