Последняя охота - Эльмира Нетесова

Мишка глянул на конверт. Знакомый почерк. Его узнал бы из тысяч. Никак не ожидал, что Олег достанет его здесь. «Наверное, опять упреками засыпет?»

Развернул письмо:

«Теперь ты меня понял полностью! Я знаю о тебе все! Пора и тебе узнать кое-что! Я вовсе не собираюсь извиняться. Случилось то, что должно было произойти. Моя жена, как тебе известно, не перенесла смерти сына. Теперь мы живем с Ольгой, твоей бывшей женой. У нас родился сын. Ему… да, впрочем, он еще малыш. С его появлением мне стало легче. Все ж не один в этом свете. Маленький ребенок скрасил большую утрату, и я снова услышал: «Папа!» Для меня снова появился смысл в жизни. Думаю, что этого сына у меня никто не отнимет. Ты скажешь, зато у тебя отнято все? Сам виноват! Жизнь предъявила каждому свой счет. Я обязан был сам сообщить тебе обо всем! Нет, я не жалею, как и ты не пощадил меня. Хочу лишь сообщить, что у тебя теперь нет и матери. Она умерла под Новый год. Я навещал ее, помогал по возможности, просил не писать о том тебе. Не ради бывшего друга, ради нее самой. Она, как ты помнишь, была нам с тобой одной матерью на двоих. Очень тяжело переживала случившееся. Она знала все, потому не перенесла… Я знаю, ты не станешь переживать из-за Ольги. Будь на свободе, вряд ли упрекнул меня. Вы давно охладели друг к другу. Ты не понимал и не ладил с ее родителями. У меня с ними полная взаимность. Мальчонку нашего по обоюдному согласию назвали Мишкой. Что касается тебя… Квартира, где вы с Ольгой жили, и дом матери остаются за тобой. Когда приедешь, сам ими распоряжайся. На могиле матери я поставил памятник и положил венок. От нас с тобой. От сыновей. Не спеши делать выводы. Братом назвал тебя на могиле, но не в жизни. Пусть мать спит спокойно. Я ничего не обещал ей. Она была мудрой, чего не хватало нам. Может, когда-нибудь у ее могилы будет сделан нами первый шаг к примирению…»

Михаил отложил письмо. В глазах рябило, словно оказался выброшенным в пургу. Нечем дышать.

Он все эти годы жил ради встречи с матерью. Видел ее во снах. Разговаривал, советовался, спорил, делился всем. И вдруг ее нет…

«А может, Олег решил мне отомстить вот так? Он знал, что, кроме нее, никого не осталось и… Может, она жива?»

Нет, к письму приколота справка о смерти. Не сразу увидел, а теперь внутри все оборвалось. «Никто не ждет, никому не нужен. И она устала ждать. Да нет, не устала, ее отняли у меня! Тот, кого считал другом». Шатаясь, вышел на крыльцо. Вокруг темно, тихо, как на кладбище.

Михаил сел на обледенелый порог, обхватил руками голову. «Уж лучше б остался в пурге. Зачем живым вернулся? Для чего? Меня никто не ждет. Она все знала и переживала за обоих, а значит, вдвойне! Эх ты, Олег! И ее не пощадил. Называл матерью лишь на словах, но никогда не был сыном. Иначе не убивал бы, не терзал, сумел бы успокоить и сберечь…»

— Мишка! Пошли домой! — тянет Дамир за плечо.

— Я побуду здесь.

— Застынешь.

— Да отвяжись!

— Меня отпускают, слышь? Совсем, домой! — услышал голос Дамира. — Скоро вдвоем останетесь с этим извергом, Меченым. Я ж уеду к сыну. Хотел скоротать с тобой последние деньки, а ты косорылишься. С чего?

— Мать умерла! Понимаешь, Дамир?

— Конечно, видать старая была?

— А разве в годах суть? Мать — она и есть мать.

— Она далеко отсюда жила, а я вот совсем рядом. Теперь меня не станет.

— Куда денешься?

— Домой возвернусь. Сын адвоката нанял. Тот вон какой ушлый, добился моего освобождения. Настоящий защитник! Все наизнанку вывернул. Каждую болячку расковырял. Все почетные грамоты от вас и от чекистов в ряд построил. Хоть ты им честь отдай, если б она была! Ну до чего дотошный оказался. Все мои болезни с самого детства нашел, а какие характеристики достал! Я и не знал, что такой хороший средь вас завалялся! Ну, хоть сейчас всего орденами обложить! С работы моей так меня захвалили, если б я Катерине прочитал, она б за мной с самого погоста до избы гналась бы с палкой. От ревности. Все бабы так и говорят: почему для людей — хороший, а дома — говно? — Все-таки увел Михаила с крыльца и уже на кухне продолжил: — Золотарев почту привез. И пока ты у соседки был, меня туда позвали. Нина Ивановна враз с отчеством величать стала. Сказала, что очень мною довольная. Век такого спокойного человека не видела. Никому мороки не доставлял, работал на совесть, не отлынивал. И она очень радуется за меня. Вот я с этими бумагами приду получать документы в поселке. Золотаревы позвонили участковому, тот сказал, что насчет меня им пришло распоряжение, и я могу появиться к ним уже завтра. Но надо дождаться расчета.

— Счастливый! Скоро дома будешь. Тебя уже, наверное, ждут?

— Я им позвоню с дороги. Встретят.

— А я не сразу понял…

— Ты, Миш, не серчай, что скажу тебе. Ладно? Ведь мы с тобой давно знакомые. Все твои беды от того, что вокруг, кроме себя, никого не видишь. Вот мы с тобой сколько вместе коротали? Ни разу от тебя доброго слова не слыхал. Может, не совсем умело, но заботился о тебе, помогал, как сил хватало. А что получал? Одни окрики в благодарность! Холодный ты человек. Неужели таким родился? Иль работа изувечила насовсем? Видать, и к мамке сердца не имел. Оттого не дождалась, что силенок не хватило. Много жаловался, мало радовал и утешал. Почему говорю тебе теперь, почти перед отъездом? Зачем раньше молчал? Сам-то и дальше терпел бы. Кто я для тебя? Маленький человек, без должности и образований, стукач, как вы с Власом меня зовете. Но люди здешние не станут ругать вслед и не проклянут мое имя. Я им плохого не утворил. Может, и помнить не станут. Это лучше, чем держали б на сердце обиду годами. Тебе говорю потому, что покуда остаешься средь них. А тяжко будет. Заносчивый ты и гонористый, вспыльчивый и злой. Только свою боль празднуешь, чужую не понимаешь. Средь людей так не прожить. Свое горе зажми в кулаке, помоги другому одолеть беду. Тогда и тебя назовут мужиком. Вот они, вокруг живут, а что ты о них знаешь?

— Зачем они мне? Я здесь временный…

— Не загадывай! Не сторонись. Они о нас, чужих, заботились. Смотри, чтоб жарким летом душа не замерзла. Люди тут хорошие. Уезжать надо, а то вовсе отвык, ну, от прошлого. Тут даже участковому не на кого пожаловаться. Совсем вы без меня соскучитесь.

Михаил усмехнулся грустно. Он понимал, Дамира ему будет не хватать. Кто теперь уберет в комнате, постирает, приготовит поесть и, натопив до того, что к печке нельзя прикоснуться, сядет на скамейку напротив духовки и будет ждать его, Смирнова, долгими часами, пока тот не вернется от Лидии. Дамир никогда не ложился спать без него.

— Ты ж с соседкой не зуди про книжки и политику. Скучно ей. Ведь женщина! Иного ждет. Ухаживаний. Сомлела вся, а ты заходишься о зряшном, — бурчал Дамир.

— Откуда знаешь, о чем говорили? — удивился Михаил.

Дамир взглядом указал на стакан:

— Видишь, дном — к уху! И каждое дыхание как на ладони…

— Ах, подлец! Подслушивал?