Парасомния - Дмитрий Владимирович Ковальски

Норман выглядел уставшим, но держался бодро.

– Мистер Гейл, спасибо, вы можете идти. Если нам что-то понадобится, я вас позову.

Инспектор показался Августу человеком достаточно умным, о чем говорил его взгляд. Да и судя по седине на висках, жизненного опыта ему было не занимать. А вот сержант, наоборот, выглядел так, словно в юности перепутал профессии. Слишком худой для задержания преступника, слишком детское лицо для угроз, слишком педантичные манеры и зализанные волосы для того, кто должен внушать страх преступному миру. Нелепо выглядели и усики с бородкой, несбривавшиеся, вероятно, ради зрелого вида. Но больше всего образ полицейского разрушали круглые очки, которые делали из сержанта Хилла мальчика, развозящего прессу.

– Прошу, господа, присаживайтесь, – жестом пригласил полицейских за стол Норман. – Мисс Уолш, Гарп, инспектор Льюис просил о приватной беседе с каждым из вас, но только после того, как он поговорит с мистером Морганом.

– Будьте любезны.

Чарльз Льюис ограничился только двумя словами, но их было достаточно, чтобы ни у кого не осталось вопросов.

Когда все вышли из комнаты, к удивлению Августа, сержант первым начал беседу.

– Итак, мистер Морган, вы посетили наш город в качестве доктора?

– Мне еще предстоит защитить докторскую степень, поэтому прошу в дальнейшем во избежание недопонимания не употреблять обращение «доктор» по отношению ко мне, – спокойно ответил Август.

Сержант Хилл не сводил глаз с Августа.

– Но вы же лечите людей, не так ли?

– Да, я практикую медицинскую психологию, – ответил Август, глядя так же пристально. – Я окончил Тюбенгский университет, при нем же в психиатрической лечебнице проходил практику.

Норман и Чарльз, не вмешиваясь, наблюдали за беседой, однако графа интересовали совершенно другие вопросы. Но он терпеливо ждал, когда эта прелюдия подойдет к концу.

– Я фокусируюсь на проблемах, связанных с расстройством сна, приводящим к депривации. Обычно это нарушение памяти, маниакальные видения и расщепление личности.

Сержант делал пометки в блокноте.

– Расщепление личности?

– Да, спустя несколько бессонных ночей человек начинает терять связь с реальностью, – ответил Август. – Порой больные проваливаются в свои фантазии, иногда опасные, а по возвращении в нормальное состояние ничего не помнят.

– Это многое объясняет. Удавалось ли вам вылечивать этот недуг?

– Да. Главное – нормализовать сон и избавиться от раздражителей, вызывающих приступы.

Тон, которым Август отвечал на вопросы, все больше походил на тон преподавателя университета.

– Предлагаю перейти ближе к делу, – вмешался инспектор. – Мистер Морган, в эту ночь покончили с жизнью шесть человек, включая повара этого поместья, еще несколько граждан пропали без вести. Вы с таким сталкивались?

– Скажу так: то, что я увидел ночью, наталкивает на мысли о парасомнии.

– Будьте добры говорить так, чтобы было понятно всем, – прервал его сержант Хилл.

– Парасомния – это феномен, при котором тело больного двигается во сне самостоятельно, пока разум спит. Именно в этом состоянии Оливия вчера и находилась, когда покалечила себя.

Терпение Нормана подходило к концу.

– Как это исправить?

– Причин достаточно много, но я думаю, именно в этом же состоянии находился мистер Жерар, когда лез в петлю. Думаю, ваша супруга также… – здесь Август замялся и посмотрел на графа.

Тот, в свою очередь, посмотрел на него и кивнул, мол, все в порядке, они знают. Тогда Август продолжил:

– Думаю, ваша супруга пропала, именно находясь в состоянии ночного блуждания. Теперь осталось ее найти.

– Она слишком слаба, чтобы вернуться самостоятельно, – тяжело выдохнул граф. – Времени у нас совсем нет.

Инспектор закурил и предложил сигарету Августу. Тот вежливо отказался.

– Мистер Морган, вы позволите еще пару вопросов?

– Стараюсь не дурманить свой разум. Еще пара вопросов, и, надеюсь, я могу быть свободен? Мне необходимо осмотреть Оливию.

Он откинулся на спинку стула.

– Надолго мы вас не задержим, – ответил сержант.

Спустя несколько минут Август осознал, что, несмотря на короткое знакомство, испытывает уважение к инспектору и сержанту. Они не тратили время на пустую болтовню и задавали вопросы предметно, старались узнать у Августа возможные причины болезни, о том, какие еще симптомы ожидают больных и сможет ли он всех вылечить. Август старался аккуратно избегать прогнозов, сравнивая этот случай с прошлыми историями, приводя в пример только те события, где все заканчивалось хорошо. И, по словам инспектора, этих ответов было вполне достаточно.

Больше всего мнение Августа интересовало именно Нормана, то и дело нетерпеливо перебивавшего его вопросами об Оливии. Август заверил его, что после этой ночи он точно будет знать, как ее лечить. Граф взял себя в руки и перестал встревать в беседу с полицейскими.

– Те, у кого есть возможность покинуть город, пусть сделают это как можно скорее, – подвел итог беседы Август. – Тем более, если, как вы говорите, это помогает.

– Мы не знаем этого наверняка, однако сообщений о гибели людей, уехавших из Литтл Оушена, не поступало.

Сержант Хилл повернулся к графу.

– Мистер Брукс, мы и вам настоятельно рекомендуем последовать их примеру.

– Я не могу бросить Саманту, сперва надо ее найти…

– Мистер Брукс, если сегодня изменений в состоянии Оливии не произошло, то я могу отправиться с ней в Дувр. Там я попрошу для нее хорошую палату и продолжу лечение, – вмешался Август.

– Стоит поспешить. Если повторится прошлогодняя история с дождем, то вновь размоет дороги, и тогда покинуть город удастся не всем, – предупредил Чарльз Льюис.

– Знаю, я здесь живу, – отрезал Норман. – Завтра мы покинем город вместе, а пока, мистер Морган, сделайте все, что в ваших силах.

Август встал.

– Тогда я, с вашего позволения, пойду, господа.

7

Открыв дверь, Август налетел на Гарпа. Тот, не произнеся ни слова, вошел в гостиную и закрыл за собой дверь. Каждый раз, когда Август попадал под его пристальный взгляд, он ощущал себя виновным во всех грехах и старался держаться уверенно, не вызывая подозрений, хотя понимал, что со стороны это выглядит довольно глупо.

Возле комнаты Оливии он почувствовал тревожность. Его мучила совесть за то, что он дал ей опиум, пусть и разбавленный. Больше всего он переживал за то, что оставил ее одну – и сейчас за дверью может быть все что угодно. Буквально за минуту в его сознании пробежали сразу несколько сцен, каждая хуже предыдущей. Ее состояние было нестабильно, и длительный сон мог вызвать летаргию. Или организм не принял настойку, и теперь девочка лежит с пеной у рта, мертвая.

– Мне бы об этом сообщили, – сказал он сам себе твердо.

Но слова не произвели никакого эффекта, открыть дверь и войти все еще было