Рассказы - Роберт Альберт Блох

Поскольку Жозеф был дикарём, он всего этого не понимал. Хотя Элиза старательно втолковывала мужу, что для неё это — тот самый великий шанс, который лишь раз даётся в жизни.

Поэтому на короткое время — поскольку считала себя современной цивилизованной женщиной — Элиза забавлялась мыслью, что ей (возможно!) придется убить постылого Жозефа, чтобы освободиться от ставших тягостными брачных уз.

В конце концов, — поскольку в глубине души был дикарём — Жозеф надолго погрузился в пучину угрюмого молчания, и в результате не стал удерживать жену. Он не пытался помешать её встречам с мсье Карне, и не препятствовал прохождению бракоразводного процесса.

Через месяц Элиза отплыла во Францию со своим новым возлюбленным и покровителем.

Перед посадкой на корабль, вероятно, она молилась своему Богу; логично допустить, что и Жозеф примерно в те же минуты обращался за поддержкой к своим богам.

Элиза и мсье Карне планировали пожениться на борту парохода по пути к французским берегам; готовилась впечатляющая торжественная церемония. К сожалению, на второй день плавания ей стало плохо. Постигшая молодую прекрасную женщину болезнь поставила в тупик судового врача: утром следующего дня началась сильная лихорадка, сама больная непрерывно жаловалась, что внутри у неё всё горит. Спустя час она надрывалась криком, словно бы в агонии. Стремясь погасить жар, её прекрасное нагое тело каждые 15–20 минут оборачивали влажными охлаждёнными простынями, но бедняжка продолжала корчиться в муках, и никакие дозы морфия не могли притупить боль.

На заключительном этапе находящие рядом мсье Карне и доктор с медсестрой испытали форменный шок, наблюдая за процессом быстрого и неестественного распада — казалось, плоть буквально истаивает и на лице, и на всём теле Элизы. Конец бедняжки был по-настоящему ужасающим!..

Подобный способ умерщвления вряд ли хоть кто-нибудь мог бы назвать цивилизованным, но Жозеф, как мы все хорошо помним, принадлежал к дикарскому племени. И, хотя ему так и не было предъявлено официальное обвинение в убийстве, перемены в жизни стали неизбежными. Буквально на следующий день — когда известие о страшной смерти Элизы достигло Порт-о-Пренса — Жозеф потерял должность менеджера по выставкам в крупнейшем столичном универмаге, и вскоре вообще был уволен оттуда по невнятным основаниям.

Никто из бывших работодателей и коллег не мог понять, почему человек с его опытом и положением настоял на том, чтобы собственноручно изготовить манекен для установки в витринном окне. Никто не мог понять, почему он вылепил лицо манекена таким образом, что портретное сходство с его бывшей женой казалось почти сверхъестественным. Также не поддавалось разумному объяснению желание Жозефа выставить сию модельную куклу на витрине для всеобщее обозрения утром того самого приснопамятного дня. И самое главное: никто не мог понять, почему менеджер по выставкам выбрал материалом для будущего манекена мягкий воск — воск, который неизбежно должен был начать плавиться и растекаться спустя час (или около того!) под воздействием проникающих сквозь витринное окно жарких солнечных лучей.

Перевод: Игорь Самойленко

Сыграть убийство

Robert Bloch. "Method for Murder", 1962

Элис зашла в кабинет, когда Чарльз позвал ее. На самом деле это был не кабинет, а всего лишь комната, где он работал. Место, где он писал все свои бестолковые детективы и зловещие романы или что-то вроде этого.

Элис не нравился кабинет, потому что он был завален книгами и там находился Чарльз.

Так как по контракту он должен был писать по четыре романа в год, ему приходилось проводить большую часть своего времени здесь. А когда он не работал, то все остальное время говорил лишь о своем занятии. Он был буквально помешан на своих персонажах, они казались ему реальнее, чем Элис.

Прямо сейчас он показывал ей некоторые наброски героев для своей будущей книги, нарисованные чернильным пером; он также составил для каждого персонажа краткую биографию и описал их до мельчайших подробностей. Чарльз объяснял все с особой тщательностью, а Элис лишь кивала головой, будто бы внимательно его слушая, хотя на самом деле это было не так.

Затем она увидела Доминика.

У Доминика было вытянутое, худое лицо, спутанные длинные волосы и всклокоченная борода. И что-то странное было в том, как он кривил рот.

«Это потому что он смеется», — сказал Чарльз. — «Помнишь ту картину, в которой Ричард Видмарк снимался пару лет назад? Он смеялся, когда убивал. Хорошая добавочка, этот смех. Помогает оживить персонажа».

Элис не сводила глаз с изображения и внимательно слушала.

«Забавная вещь», — произнес Чарльз. — «Как бы то ни было, а злодеи всегда казались мне более реальными, чем герои. Полагаю, именно поэтому я пишу подобные романы. Возможно это подсознательное сравнение с ролью монстра. Словно доктор Джекил, играющий в прятки». Он усмехнулся.

Элис продолжала рассматривать набросок.

«Кто это?» — спросила она.

«Доминик?» — Чарльз, очевидно, был приятно удивлен ее интересом. И его также заинтересовал Доминик, что тоже было очевидным. — «Доминик душитель, который сбежал из лечебницы для психически невменяемых преступников. Здесь он нашел убежище…»

Он продолжил свой рассказ, а когда закончил, Элис знала все про Доминика. И все, что нужно было знать о ком-либо еще. Она убедилась в этом, задав пару вопросов.

«И еще кое-что, дорогой», — заключила она. — «Высокий или низкий смех?»

Чарльз заморгал, словно ожившая плюшевая сова. «Что ж, полагаю, высокий смех», — прищурился он. — «Да, конечно, это будет высокий смех. Точнее даже истеричный.»

Элис кивнула и вышла из комнаты, а ее муж принялся печатать. Не считая перекусов и некоторых моментов, посвященных дремоте, он безостановочно работал на протяжении трех дней.

Он вышел из кабинета лишь на третий день, чтобы сказать ей, что потерял набросок Доминика.

Элис взглянула на него, оторвавшись от вязания. «Нарисуй другой», — сказала она.

Чарльз снова зашелся своим привычным морганием. «Хорошая идея», — сказал он. — «Знаешь что, дорогая? Доминик берет верх. А это всегда хороший знак — когда злодей в книге берет верх. Становится объемным персонажем.»

Он вернулся к работе, а Элис продолжила вязать. Через несколько часов он снова выбежал из кабинета. На этот раз он не моргал. Его глаза были широко раскрыты.

«Элис!» — кричал он. — «Что-то случилось!»

«Понимаю», — Элис отложила вязание в сторону. — «Но что?»

Чарльз покачал головой. «Я не знаю», — произнес он нетвердым голосом. — «Там Доминик. Он живой!»

«Я так за тебя рада, дорогой».

«Ты не понимаешь. Я не о книге. Он на самом деле живой, там, в моем кабинете. Он смотрел на меня сквозь