Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

Обычным кухонным ножом он обрезал бельевую веревку на балконе, по длине она вроде бы подходила, подергал — крепкая, должна выдержать его вес. Намылил ее — на совесть; в комнате снял люстру с крюка на потолке, пододвинул стол. Закрепил веревку надежным узлом, завязал петлю. 1

Закрыв глаза и сосчитав до десяти, он сунул голову в петлю. Поглубже вздохнул, поднял ногу, готовясь шагнуть со стола... и поставил се назад. Он был слишком трезв для самоубийства, у него не хватало решимости. Презирая себя за трусость, снял веревку с шеи, слез со стола, потянулся за водкой. Даже в стакан наливать не стал, прихлебывал из горлышка, поглядывая на заждавшуюся его петлю. Подумав, отодвинул стол, подставил табуретку — ее легче отшвырнуть ногой, чем сигать со стола с поджатыми коленками.

Когда Валера настроился на нужный лад и подкрепил свою решимость достаточным количеством алкоголя, он взгромоздился на табуретку. Следующая неприятность: в тусклом свете ночника он никак не мог разглядеть, какая же из трех петель, мирно покачивавшихся перед его носом, реальная, а какая ему только мерещится. Пригляделся со всех сторон — одинаковые. Попытался ухватить рукой — промахнулся, зато табуретка под ним угрожающе зашаталась. Развел руки в стороны, балансируя на ненадежной подставке.

Комната поплыла перед глазами, грозя вот-вот перевернуться вверх тормашками. Валера сообразил, что чертова водка слишком рано долбанула по мозгам и что через секунду он рухнет на пол. Чудовищным усилием устоял на табуретке, поверхность которой вдруг стала мизерной, хотя Валера точно помнил, что тремя минутами раньше его ступни прекрасно умещались на ней. Похоже было на то, что у него катастрофическими темпами развивается «ас

Фальтовая болезнь» третьей степени — пол в комнате поднимался, загибался вверх и собирался стукнуть его по макушке.

Треклятая тройная петля по-прежнему равнодушно болталась перед глазами. Самое ужасное, Валеру осенило, что петля собралась размножаться. И ладно бы почкованием, так ведь делением! От краев каждой из трех частей петли разъехалось в стороны еще по парочке. Это уже было слишком. Вытаращив глаза, Валера силился понять: что бы это могло означать? То ли он допился-таки до белой горячки, но вместо зеленых чертей увлеченно считает чересчур плодовитые петли, то ли он давно спит. Сосредоточивались, пришел к выводу, что по этому поводу необходимо сделать хороший глоток водки, и приложился к горлышку бутылки, которую, как выяснилось, держал в руке. С коор-динацией движений сразу стало совсем плохо,, зато в голове слегка прояснилось. Надо было вот что сделать: настоящая петля, по идее, висит прямо перед носом, и ее не нужно ловить руками. Надо просто взять и сунуть в нее голову. Благо он все равно падает.

Валера сделал какое-то хитрое ныряющее движение, целясь носом в петлю, веревка скользнула по уху; с жутким грохотом он сверзился на пол. Столик, стоявший у кровати, Валера в полете задел рукой, надеясь задержать падение, и глубоко раскаялся в этом легкомысленном желании. Столик взбрыкнул всеми четырьмя ножками, сбросил на Валеру все, что находилось на его поверхности, и отскочил в сторону. Валера наподдал ему вдогонку, чтоб впредь неповадно было возмущаться, столик убрался в угол и там затих.

Конечно, на табуретку ему вскарабкаться больше не удастся; как бы ни был Валера пьян, вот это он понимал превосходно. Может быть, имеет смысл снова пододвинуть кухонный стол? Нет, не пойдет — после первой же попытки подняться Валера убедился, что стоять способен только на четвереньках. Точнее, на трех конечностях — в четвертой он упрямо сжимал горлышко чудом не раскоканной бугылки. Удивительно — и как это она не разбилась при падении? Сидя на полу в немом изумлении, он тихо допил остатки водки, затем разозлился и швырнул бутылку в

Угол. Не разбилась, сволочь! Ну ничего ему в жизни не удается! Даже бутылку о стену разбить — и то не способен.

Так мечтал разведчиком стать — а в разведшколу не взяли. Внешность у него, видите ли, чересчур запоминающаяся. К тому же — некурящий и трезвенник. Вот после этого облома он и запил, и закурил, причем не только табак — «травой» тоже не брезговал. В Афгане анаша за милую душу шла. Вернулся, считай с войны, живой — и неискалеченный, — решил честным трудом деньги зарабатывать. Пришел в таксопарк. Работал, как все, и переплату божескую брал, не рвал шкуру — просто копейки на счетчике до рубля округлял. Опять облом — не дали ему поработать. Ах так, решил Яковлев, государству я на х... не нужен — раз не защищает — так я в мафию подамся. Подался. Все прекрасно шло, и тут — на тебе! Кишка тонка головорезом быть, нервишки слабые, как у барышни из института благородных девиц. Он так извелся из-за девчонки, а каково Сереге было трупы рубить?!

Да черт бы с ней, с мафией... Туда ему пути больше нет, как и желания. Он не выдержал, сломатся, он слабак для этого бизнеса. Все его друзья там, а он... Н-да, после этого они точно первыми в него плюнут. Взялся — выполняй, и нечего нюни распускать. Его обо всем предупреждали загодя. Винить в этом обломе некого, кроме себя. Да если так подумать, то и вообще во всех своих злоключениях он виновен сам. Значит, не очень-то и хотел чего-то добиться, если не получилось. Не проявил должной напористости, изворотливости, не верил в себя и подсознательно заранее был настроен на неудачу. Ведь облом с разведшколой — не первый в его жизни, у него и до армии не выходило ничего толкового из его планов. Может быть, в этом и есть причина его несчастий?

Хорошо еще, что Цезарь вовремя его вычислил. А то Яковлев всех бы подставил. И что ему приспичило утопиться именно там? Устроил сцену напоказ, порисовался вволю, как будто не мог тихо-мирно удавиться дома, без лишнего шума и оповещения всего белого света. Дураку понятно, что из-за его истерики как минимум четверо дошли бы к стенке, а остальных ждали бы гостеприимные урановые рудники. Цезарь — черт с ним, у него все равно ничего человеческого нет, кроме организма, ему самому до

Фонаря собственная судьба. А остальные? У Жорки мать старенькая, только помощью сына и живет...

Его сжигал стыд. Ладно, он себя считал подонком, но остальные ребята детей не убивали. За что