В одном немецком городке. Меморандум Квиллера - Джон Ле Kаppe

тоже должна знать, что это нацисты, так как верила, что они хотели убить ее, а в Германии вряд ли найдется много нацистов с таким сильным английским акцентом, как мой.

– Как вас звать?

– Мое имя вам ничего не скажет… Вон там я вижу бар.

Не мигая, она долго разглядывала меня, потом сказала:

– Лучше пойдем туда, где безопаснее. Ко мне домой.

По дороге, как только раздавался шум автомобиля, она дважды прижималась к дверям магазинов, а я каждый раз продолжал шагать вперед, потому что, если они решили совершить еще одну попытку убить меня, я не хотел оказаться слишком близко к девушке и подвергать ее опасности. И всякий раз я оборачивался, следя за машиной, готовый в случае необходимости отпрянуть в сторону.

До ее квартиры было около мили, и, пока мы шли, я все время думал об одном: как им удалось так быстро распознать меня? Ответы были неудовлетворительными, все без исключения. Они могли зацепить меня из-за моих охранников, которые меньше заботились о том, чтобы оставаться незамеченными, чем о том, как бы не потерять из виду меня и всех тех, кто со мной общался. Они могли даже знать, что я отменил свой отлет в Лондон, и решили, что раз так, – пусть себе остается, но только не живым. Они могли узнать также, что сегодня утром, вместо того, чтобы поехать, как обычно, в Ганновер, я пошел в Нейесштадтхалле, и задумались над тем, почему я вдруг стал посещать не свои обычные места. Я знал только одно: за мной не следили. Я всегда знаю, когда за мной следят.

Если в той машине не были просто случайные убийцы, то приказ о том, чтобы прикончить меня, отдан сверху. В таком случае мне незачем высовывать голову, чтобы привлечь на себя их огонь: они уже вели его. Не прошло и двадцати четырех часов с момента моего решения пуститься на охоту за Цоссеном, как Цоссен начал охотиться за мной.

5. “Феникс”

Не доверяя мне на улице, она готова была поверить мне в более опасной обстановке – у себя дома, – и я решил, что там она рассчитывала на какую-то защиту.

Так оно и оказалось. Войдя в комнату, я застыл на месте. Огромная овчарка стояла, низко опустив голову и пружиня задние ноги, готовая к прыжку. Она глухо рычала, устремив глаза на мое горло.

Я видел их в Бельзене и Дахау. Видел, как они загрызали людей.

Девушка не спеша сняла пальто, чтобы дать мне время обдумать собственное положение, хотя все было ясно и так. Если бы, даже невзначай, я поднял руку и хоть на дюйм протянул ее в сторону девушки, я бы мгновенно превратился в мертвеца. Поэтому я держал руки по швам, не сводя глаз с собаки. Я не выказывал страха, который мог бы спровоцировать пса, зная, что он не нападет на меня, если на то не последует команды хозяйки.

– Спокойно, Юрген, спокойно, – произнесла она наконец.

Пес отошел, и я понял, что могу двинуться с места.

– Полицейское обучение, – заметил я.

– Да. – Девушка стояла, внимательно разглядывая меня, как и раньше, на улице.

Она была худощава, угловатые линии ее тела еще больше подчеркивали черный свитер и брюки. Несмотря на внешнее высокомерие и волосы, казавшиеся золотым шлемом, во всем ее облике и ломком голосе чувствовалась беспомощность, которую встречаешь обычно у человека с револьвером в руке: этим самым он показывает, что это все, что у него имеется. У нее была собака.

– Вы все еще не доверяете мне? – произнес я. Она сказала собаке “спокойно”, а не “свой”. Если я еще раз переступлю порог ее дома в одиночестве, овчарка мгновенно набросится на меня, несмотря на то, что уже видела меня здесь в обществе хозяйки.

– Что вы будете пить? – спросила она.

– Что угодно.

Я улучил секунду и огляделся. Черный цвет и жесткие линии царили здесь: черная мебель с острыми углами, несколько аляповатых абстрактных рисунков, два кабаньих клыка на эбеновом дереве.

Она принесла шотландское виски и сказала:

– Я не доверяю всем без разбора.

– Меня это не удивляет, – ответил я. – Каким образом они пытались убить вас в первый раз?

– Я стояла на остановке троллейбуса.

– И вас толкнули?

– Да. Как раз когда подходил троллейбус. Водитель сумел вовремя затормозить. Вы связаны с комиссией “Зет”?

– Что это за комиссия “Зет”? – Она ничего не ответила и отвернулась. Юрген внимательно следил за ней и за мной.

– Вы слишком молоды, фрейлейн Линдт, – сказал я. – И ничего не можете знать о войне…

Она резко обернулась и увидела на секретере вскрытый конверт “Фрейлейн Инга Линдт”.

– …Почему же вы ходите в Нейесштадтхалле?

Она сделала несколько шагов по направлению ко мне и остановилась. Меня вдруг поразило, что ни от нее, ни вообще в комнате не пахло никакими духами. Она стояла совершенно неподвижно.

– Готовы ли вы показать мне ваши документы?

Я протянул ей паспорт. Квиллер. Сотрудник Красного Креста. Особые приметы – шрамы в паху и на левой руке. Всего две отметки о поездке за границу, в Испанию и Португалию. Мы не любим, чтобы о нас думали, будто мы много путешествуем.

– Благодарю вас, мистер Квиллер. – Казалось, она слегка успокоилась. Видимо, ей не было известно, что лгать лучше фотоаппарата может только паспорт.

– Я разыскиваю людей, чьи родственники умерли в Англии, – сказал я. – Упоминания о них возможны в показаниях свидетелей или обвиняемых на процессах, поэтому я и хожу по судам.

Не думаю, чтобы она слушала меня. Она приблизилась и смотрела на меня в упор.

– Вы англичанин. Скажите, что вы, как англичанин, думаете об Адольфе Гитлере?

– Маньяк.

Ее губы презрительно сжались.

– Англичане сидели себе в безопасности на своем островке. Они ничего не видели.

– Ничего. – Шрам в паху был памятью о Дахау. Я плохо определяю возраст людей. Самое большее, что я мог позволить себе в данном случае, – это руководствоваться некоторыми фактами: девушка, которая по доброй воле ходила на процессы преступников, обвиняемых в массовых убийствах, убежденная в том, что ее дважды пытались убить, державшая в доме овчарку для собственной защиты и пытавшаяся скрыть тревожащие ее волнения, должна выглядеть старше своих лет. Она выглядела на тридцать.

– Когда, наконец, люди поймут, что его нужно вычеркнуть, немедленно вычеркнуть из жизни, чтобы он перестал существовать?! – произнесла она со стоном, напомнившим мне ее вопль у стены.

Подобные женщины существовали во все времена: достаточно вспомнить Митфорд. Теперь они почти вымерли, но иногда все же