Закон и жена - Уилки Коллинз

— Да, — сказал Бенджамин, — странное совпадение! Впрочем…

Он остановился и взглянул на меня. Казалось, он несколько сомневался, способна ли я выслушать то, что он хотел сказать.

— Продолжайте, — попросила я.

— Впрочем, моя дорогая, я не вижу ничего подозрительного в том, что случилось. По-моему мнению, это совершенно естественно, что муж ваш, приехав в Лондон, навестил своего друга. И также естественно, что мы, возвращаясь домой, проехали по Вивиен-плейс. Вот единственно разумный взгляд на случившееся. Бы что на это скажете?

— Я уже говорила вам, что мысли мои мрачно настроены и подозрения против Юстаса возникают от всяких пустяков, — отвечала я. — Но убеждена, что он не без причины посетил майора; это не простой визит, в этом я твердо убеждена.

— Не приступить ли нам к обеду? — смиренно заговорил Бенджамин. — Это бараний бок, самый обыкновенный бараний бок, моя дорогая. В нем нет ничего подозрительного, не так ли? Докажите мне свое доверие к баранине, покушайте. Вот и вино, в нем тоже нет ничего таинственного. Готов поклясться, тут только невинный виноградный сок, и более ничего. Если вы не уверены ни в чем другом, то поверьте, по крайней мере, этому виноградному соку. За ваше здоровье, моя дорогая.

Я, насколько могла, поддерживала добродушный юмор своего старого друга. Мы ели, пили и вспоминали былое. На время я была почти счастлива в обществе старика. Почему я не старуха? Почему я не покончила с любовью, с радостями и бедами, с жестоким разочарованием, горькими сомнениями? Последний осенний цветок с наслаждением грелся под осенними лучами солнца; собака Бенджамина разлеглась на земле с полным комфортом, переваривая свой обед. Попугай в соседнем доме весело выкрикивал весь запас своих вокальных дарований. Вполне сознавая преимущество быть человеком, я завидовала счастливой участи животных и растений.

Краткий момент забвения быстро миновал, вернулись все мои тревоги. Прощаясь со стариком, я снова была преисполнена сомнений, недовольства, уныния.

— Обещайте мне, дорогая, не предпринимать ничего опрометчивого, — попросил Бенджамин, отворяя мне дверь.

— Поехать к майору Фиц-Дэвиду не будет опрометчивостью? — спросила я.

— Нет, если вы поедете не одна. Вы не знаете, что это за человек, как он примет вас. Позвольте мне сделать первую попытку и, как говорится, проложить вам дорогу. Положитесь на мою опытность. В таких делах не может быть ничего лучше, как проложить дорогу.

Я на минуту задумалась. Я обязана была ради своего старого друга хорошенько обдумать, прежде чем сказать «нет».

По зрелом размышлении я решила действовать самостоятельно. Добрый или злой, сострадательный или жестокий, все же майор — мужчина. Влияние женщины должно на него подействовать и привести к желаемой мною цели. Не легко было объяснить это Бенджамину, не оскорбив его. Я договорилась со стариком, чтобы он приехал ко мне на следующее утро потолковать об этом деле. К стыду своему, я должна признаться, что мысленно решила (если будет возможно исполнить) повидаться с майором Фиц-Дэвидом прежде, чем успеет приехать Бенджамин.

— Не поступайте опрометчиво, моя дорогая, ради своих собственных интересов будьте осторожны.

Это были последние слова старика, я уехала.

Когда я вернулась в отель, муж был дома и ожидал меня в гостиной. Его расположение духа, казалось, несколько улучшилось по сравнению с его настроением утром. Он весело пошел ко мне навстречу, держа в руках развернутый лист бумаги.

— Я закончил свои дела гораздо быстрее, чем думал, — начал он. — А ты, Валерия, сделала все покупки? Свободна ли ты, моя красавица?

Я уже научилась (прости, Господи!) не доверять его веселости и осторожно спросила:

— Что ты подразумеваешь под словами «свободна ли я сегодня»?

— Свободна ли ты сегодня, завтра, на будущей неделе, в будущем месяце, году для меня, — отвечал он, страстно обнимая меня. — Посмотри сюда!

Он показал мне развернутый лист бумаги, который еще раньше я заметила у него в руках. Он держал его так, чтобы я могла его прочесть. Это была телеграмма к капитану яхты, уведомлявшая его, что мы возвратимся в Рамсгит сегодня вечером и намерены с первым приливом выйти в Средиземное море.

— Я только ожидал твоего возвращения, — прибавил муж, — чтобы отправить телеграмму по назначению.

С этими словами он направился к звонку. Я остановила его.

— Боюсь, что не смогу поехать в Рамсгит сегодня вечером, — сказала я.

— Почему так? — спросил он, резко изменив тон.

Многим, может быть, покажется странным, если я скажу, что мое намерение ехать к майору Фиц-Дэвиду быстро поколебалось, когда он обнял меня. Малейшая ласка с его стороны совершенно увлекала меня и склоняла к уступкам, но перемена его тона сделала из меня другую женщину. Я в ту же минуту осознала, и сильнее прежнего, что в моем критическом положении нельзя останавливаться, а тем более возвращаться назад.

— Мне очень жаль огорчать тебя, — ответила я, — но я положительно не могу, как уже говорила тебе в Рамсгите, отправиться в путешествие теперь же. Мне нужно время.

— На что нужно тебе время?

При этом вопросе не только тон, но и взгляд его перевернул все во мне. Не знаю, как и почему, но во мне вспыхнул гнев за его недостойный поступок по отношению ко мне: женитьбу под вымышленным именем. Боясь ответить слишком поспешно, сказать что-либо, о чем придется потом пожалеть, я молчала. Только женщина может оценить, чего мне стоило это молчание, и только мужчина поймет, как это молчание должно было раздражить моего мужа.

— Тебе нужно время, — повторил он. — Я опять спрашиваю, на что нужно тебе время?

Мое самообладание, доведенное до последней крайности, больше не выдержало. Необдуманные слова слетели с моих уст, как птица из клетки.

— Мне нужно время, — воскликнула я, — чтобы привыкнуть к моему настоящему имени.

Он вдруг приблизился ко мне, устремив на меня мрачный взор.