Тайна старого саквояжа - Евгений Евгеньевич Сухов

Ему показалось, что на лице собеседника промелькнул то ли испуг, то ли удивление, и для себя он решил поинтересоваться, кто таков этот Самсон Николаевич Козицкий, чем он занимался прежде и чем дышит сегодня. Весьма интересный господин… Но с последним вопросом следовало разбираться на месте, а именно в Павловском, но ехать туда обер-полицмейстеру, во-первых, было не по чину, во-вторых, его власть так далеко не распространялась, а в-третьих, его отъезд в Москве могли счесть за бегство, принимая во внимание его положение подследственного по делу о ходынской трагедии. Показать же, что он, грозный и неприступный обер-полицмейстер древней столицы, полковник Власовский, чего-то испугался, было никак нельзя. А вот снестись с тамошним уездным исправником, чтобы тот на месте разобрался с тем, что собой представляет этот господин Козицкий, — непременно следовало.

— Конечно, в порядке! — с некоторым вызовом ответил Самсон Николаевич. — Он проверил всю мою документацию, взял деньги и уехал.

— Ясно. — Полковник перевел взгляд на окно и как бы ненароком спросил: — А в котором часу шестого мая приехал в Павловское господин Попов?

— Утром, — ответил Козицкий и как-то странно посмотрел на обер-полицмейстера.

— Значит, он посмотрел бухгалтерские бумаги, принял от вас деньги, а дальше?

— Уехал, — просто ответил Козицкий.

— Но он уехал седьмого мая, ведь так? — быстро спросил Александр Александрович.

— Именно, — подтвердил управляющий имением.

— А почему не того же дня, шестого мая? — спросил обер-полицмейстер. — Что его задержало в Павловском, какие-то обстоятельства?

— Понятия не имею, — ответил Козицкий и тронул мочку уха. — Может, устал и решил отдохнуть?

— Возможно, — немного насмешливо произнес Александр Александрович, отметив для себя жест Козицкого как наиболее характерный для человека лгущего. «Надо непременно проверить этого Самсона Николаевича, включая его подноготную, — снова подумал обер-полицмейстер. — И почему он врет в таком простом вопросе?»

Обер-полицмейстер глянул на секретаря, занятого своей работой, потом снова перевел взгляд на управляющего имением Павловское. Козицкий сидел свободно и даже как-то расслабленно на первый взгляд, но вот руки… Руки у него были напряжены, и он ими крепко держался за подлокотники. Отчего?

— А где Попов обычно останавливается, когда приезжает в Павловское? — задал новый вопрос Власовский. Здесь говорить неправду Козицкому было не резон, поэтому обер-полицмейстер ослабил свое внимание.

— В главной усадьбе. Там у него есть своя комнатка…

— А вы почему не живете в главной усадьбе? — поинтересовался Александр Александрович.

— Не знаю, — пожал плечами Козицкий, и этот жест обер-полицмейстером также был отмечен. — Просто мне как-то с самого начала было удобнее во флигеле…

— После того, как главноуправляющий проверил бухгалтерские документы и принял от вас деньги, вы еще виделись с ним? — продолжал дознание Власовский.

— Конечно. Я проводил его утром до реки, — ответил Козицкий.

— До Павловки? — уточнил полковник.

— Именно.

— А дальше? — спросил Власовский.

— А что дальше? Дальше он сел в лодку и отплыл.

— И больше вы его не видели? — спросил Сан Саныч.

— Нет, не видел, — ответил Козицкий.

— Вы ведь знаете, что главноуправляющий Попов пропал? — снова стал буравить управляющего взглядом обер-полицмейстер.

Если бы Козицкий принялся сейчас говорить, что это его также удивляет и что он ума не приложит, куда делся Попов, честнейший, как он полагал, человек, но чужая душа потемки… Александр Александрович ему бы не поверил. И некоторое сомнение в искренности и честности управляющего имением Козицкого переросло бы в полную уверенность, что этот человек что-то скрывает, а стало быть, его надлежит брать под подозрение и строить версию в его причастности к пропаже Попова и денег. Но такого не произошло. Самсон Николаевич ответил однозначно:

— Да. — И добавил просто: — Мне об этом сказал господин Виельгорский.

— И что вы думаете по этому поводу? — задал вопрос обер-полицмейстер Власовский.

На что Козицкий снова пожал плечами и ответил:

— Ничего конкретного.

Собственно, на этом можно было заканчивать дознание…

— А вы не заметили, когда провожали Попова до реки, он был спокоен или, может быть, нервничал? Может, он что-то вам говорил? — все же задал такой вопрос Александр Александрович.

— Все было как обычно, — ответил управляющий. — Он не нервничал, ничего не говорил. Мы попрощались, и он уехал.

— А кто его отвез, что за лодочник?

— Его имя Яким. А больше я о нем ничего не знаю…

— Что ж, — подвел черту под разговором обер-полицмейстер. — На этом, пожалуй, мы и закончим.

— Я могу идти? — поднялся с места управляющий.

— Да, можете, — ответил Александр Александрович и приметил крохотные капельки пота на верхней губе Козицкого.

Власовский, похоже, и правда видел насквозь и еще на три аршина в землю, как говорили о нем зловреды и недоброжелатели. Впрочем, лето нынче началось рано и развивалось бурно, будто бы сорвалось с цепи: несмотря на вечер, погода оставалась жаркой и душной. Да еще беседа с полицейским, состоявшаяся не по собственной воле, что само по себе не содействует успокоенности организма, даже, напротив, невольно приводит к волнению и способствует потовыделению. Из-за этих двух факторов, а вовсе не из-за лжи или сокрытии правды могли выступить капельки пота на губе управляющего. Так что какие-либо выводы делать преждевременно. Но проверить господина Козицкого «на вшивость» стоит…

Глава 6

Версия полковника Власовского,

или Пустышка

Первая декада июня 1896 года

Исправник Рязанского уезда надворный советник Павел Ильич Уфимцев получил депешу от московского обер-полицмейстера Власовского вечером третьего июня. Прочел. Потом перечитал еще раз — более основательно и медленно.

Александр Александрович просил Уфимцева помочь в выяснении личности Самсона Козицкого в связи с пропажей главноуправляющего имениями графа Виельгорского Попова.

«Делать мне боле нечего, как московский полиции помогать», — так поначалу подумал Павел Ильич, что было обычным брюзжанием человека в летах: Уфимцеву на днях должно было стукнуть шестьдесят восемь. Конечно, в его возрасте можно было уже находиться в отставке, причем с полным пенсионом за более чем тридцатипятилетнюю выслугу лет, но стариканом Павел Ильич был еще бодрым и весьма деятельным, могущим заткнуть за пояс иных прочих уездных исправников, моложе его вдвое, равно как и становых приставов, спящих и видевших себя на его месте.

Кроме того, немаловажное значение имел опыт — штука не сравнимая ни с чем, даже с юридическими университетскими знаниями. Годов десять-пятнадцать назад надворного советника Уфимцева не единожды приглашали перебраться в Рязань и занять должность помощника полицмейстера, однако Павел Ильич завсегда отнекивался. Конечно, занять такую должность, да еще в губернском городе совсем недалеко от Москвы, значило сделать существенный шаг по карьерной лестнице, но Уфимцева это прельщало мало. В своем уезде он был единоличным начальником, а там, в Рязани, ему надлежало быть только помощником начальника. Да еще