Загадка камеры № 13 - Жак Фатрелл

от двух из семи дверей, отделявших меня от свободы. Потом я сделал еще кое-что с целью потрепать нервы начальнику тюрьмы: снял железные набойки со своих ботинок и притворился, что пилю прутья решетки окна моей камеры. Начальник тюрьмы здорово разозлился по этому поводу. В результате у него даже появилась привычка трясти прутья окна моей камеры, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. Тогда все так и обстояло.

Начальник тюрьмы снова ухмыльнулся. Он уже перестал удивляться.

– Что касается моего плана, то теперь я мог только ждать и наблюдать, как будут дальше развиваться события, – продолжил ученый. – Я не знал, доставили ли мою записку адресату, не знал даже, нашли ли ее и перегрызла ли крыса нить. И я не отваживался потянуть ее хоть немного назад, поскольку только она связывала меня с внешним миром.

В ту ночь я хоть и лег в кровать, но не спал, боясь пропустить легкое подергивание за нить, которое означало бы, что мистер Хэтч получил мое послание. Где-то в половине четвертого я ощутил его, и ни один по-настоящему приговоренный к смерти заключенный, пожалуй, не воспринял бы это более радостно, чем я. – Мыслящая Машина замолчал и повернулся к репортеру. – Вам будет лучше объяснить самому, что вы сделали, – предложил он.

– Записку на кусочке ткани мне принес маленький мальчик, который, по его словам, нашел ее, когда играл в баскетбол, – сказал мистер Хэтч. – Я сразу же почувствовал сенсационную историю, связанную с ней, поэтому немедленно дал ему еще десять долларов и приготовил несколько катушек шелковой нити, немного шпагата и моток тонкой гибкой проволоки. Профессор предлагал мне попросить нашедшего записку показать, где он ее поднял, и предпринять поиски там начиная с двух часов ночи. Найдя конец нити, я должен был мягко дернуть за нее три раза подряд, а затем, чуть погодя, четвертый.

Я занимался поисками с помощью электрического фонарика и через час и двадцать минут нашел конец дренажной трубы, спрятанный в бурьяне. С этого конца она была очень широкой: где-то двенадцать дюймов в диаметре. Обнаружив конец фильдекосовой нити, я дернул за него, как мне предписывалось, и сразу же почувствовал подергивание в ответ.

Тогда я привязал шелковую нить к нему, и профессор Ван Дузен начал тянуть ее в камеру. А у меня чуть не случился сердечный приступ от страха, что эта тонкая связь с ним может порваться. К концу шелковой нити я привязал шпагат, а когда он почти исчез в трубе, прикрепил к его концу проволоку. Когда и она пропала в темноте, между камерой профессора и концом трубы уже образовалась надежная связь, которую не смогли бы перегрызть крысы.

Мыслящая Машина поднял руку, и Хэтч замолчал.

– Все это было проделано в абсолютной тишине, – сказал ученый. – Однако, когда проволока оказалась в моей руке, я чуть не закричал от радости. Затем мы попробовали другой эксперимент, для которого мистер Хэтч был готов. Я попытался использовать трубу в качестве инструмента для переговоров. Мы плохо слышали друг друга, однако я не осмеливался говорить громко из опасения привлечь к себе внимание. В конце концов я смог ему сообщить, что мне требовалось в первую очередь. Я просил об азотной кислоте, а до него никак не доходило, что я имел в виду, и мне пришлось повторять это несколько раз.

Затем я услышал крик из камеры, расположенной надо мной. И мгновенно осознал, что кто-то слышал наши переговоры, потом раздались ваши шаги, господин начальник тюрьмы, и я притворился спящим. Если бы вы вошли в мою камеру в тот момент, весь план побега провалился бы. Тогда я был на грани краха. Но вы прошли мимо.

После того, что я уже рассказал, наверное, нетрудно догадаться, как в моей камере оказывались разные вещи и как они исчезали по моему желанию. Я обычно засовывал их назад в трубу. А вы, господин начальник тюрьмы, не могли дотянуться до прикрепленной к ним проволоки своими пальцами, поскольку они у вас толстые. Мои, как вы видите, тоньше и длиннее. Вдобавок я подкладывал в трубу дохлую крысу, тем самым отвлекая ваше внимание. Вы, господин начальник тюрьмы, вероятно, помните, как это было.

– Да, помню, – подтвердил тот с гримасой отвращения.

– Я подумал, что, если кто-то захочет исследовать дыру в полу, крыса поубавит это желание, – продолжил Мыслящая Машина. – Впрочем, мистер Хэтч не смог переправить мне ничего полезного через трубу до следующей ночи, хотя он с ее помощью разменял мне десять долларов в качестве проверки, и таким образом я выполнил вторую часть своего плана. Затем я продумал сам способ побега, который в конце концов и исполнил.

Чтобы все прошло без сучка, без задоринки, я должен был приучить дежурившего во дворе охранника постоянно видеть меня в окне камеры. Я добивался этого, выбрасывая ему тряпичные записки. Они были хвастливыми по тону, и с их помощью я также пытался убедить начальника тюрьмы, что один из его помощников общается с внешним миром по моей просьбе. Мне приходилось стоять часами в окне, таращась наружу, так чтобы охранник мог видеть меня, и порой разговаривать с ним. Таким образом я выяснил, что в тюрьме нет собственных электриков и у них имеется договор со сторонней фирмой на случай проблем с освещением.

После этого я уже точно знал, как окажусь на свободе. В начале вечера в последний день моего заключения я планировал перерезать проходивший всего в нескольких футах от моего окна электрический кабель с помощью облитой кислотой проволоки, имевшейся у меня. В результате моя часть тюрьмы погрузилась бы в темноту, пока электрики не нашли бы место повреждения. Это также позволило бы мистеру Хэтчу проникнуть в тюремный двор.

Оставалось сделать только одну вещь, прежде чем я мог приступить к своему освобождению, а именно через нашу переговорную трубу обсудить с мистером Хэтчем последние детали. Я потратил на это полчаса после того, как начальник тюрьмы покинул мою камеру в четвертую ночь моего заключения. Мистер Хэтч опять плохо слышал меня, и мне пришлось повторить ему слово «кислота» несколько раз, а затем произнести «шляпа восьмого размера», поскольку такие головные уборы я ношу, и именно это, как рассказал мне на следующий день один из тюремщиков, заставило сидевшего в камере надо мной заключенного признаться в убийстве. Этот узник различил наши голоса, хоть и нечетко, через трубу, которая поднималась и к нему, а вот камера прямо надо мной была пустой, поэтому никто больше не слышал наших разговоров.

Что же касается работы по перерезанию стальных прутьев