Тридцать сребреников в наследство - Татьяна Рябинина

крестил детей, а потом и внуков, пытался водить их в церковь, рассказывать о боге, но Фирины ядовитые насмешки сделали свое дело, ничего у него не вышло. Только из внучатой племянницы Галины неожиданно получилась отвратительная святоша.

Умирал Федор долго и мучительно, после инсульта его разбил паралич. Фире действовали на нервы капризы, вонь от испачканных простыней — и, хотя дети были против, она сдала мужа в больницу для хроников. Как досадную помеху. Как старую, ненужную больше вещь. Он действительно давно был ей не нужен. Все дела уже несколько лет она вела сама.

Завещание Федора буквально вывело ее из себя. Нет, он все оставил ей, но только с одним условием: истратить определенную — очень даже немаленькую! — сумму на постройку недалеко от их нового загородного дома часовни во имя его святого — великомученика Феодора Стратилата. И вот теперь она должна терпеть соседство этой уродливой деревянной постройки, где по праздникам приезжий священник служит обедню и поминает «благоустроителей храма сего» — Федора и ее, рабу Божию Глафиру.

Эсфирь Ароновна встала, одернула платье, купленное на прошлой неделе в Стокгольме. От платья — не помялась ли юбка? — мысли плавно перетекли к делам. Самой ей уже не было особой нужды проверять ежеминутно всех и вся. Механизм отлажен, работает прекрасно. Но все равно хозяйский догляд необходим.

А ведь достанется все это одному человеку. Единственному.

Эсфирь Ароновна давно уже решила, что будет так — и только так. Такой вот она приготовила своим дорогим наследничкам сюрприз. Эх, жаль, что не увидит она их вытянувшиеся физиономии, не услышит гневно-разочарованных воплей, когда откроют ее завещание.

Ну, допустим, кое-что они все-таки получат. Вся ее недвижимость, антиквариат, драгоценности по завещанию должны быть проданы, а деньги, вместе с теми, которые лежат на ее личных счетах, поровну разделены между пятнадцатью наследниками. А это, честно говоря, такая мелочь! Недвижимости у нее — только этот дом да квартира на Мытнинской, некогда принадлежавшая Ивану Алексеевичу. Мебель, картины, драгоценности — конечно, все это немало стоит, но по сравнению с активами холдинга «Серебряная гора» и компании «Эс-девелопмент» — капля в море. Все ее пакеты акций, офисные здания, заводы, лаборатории достанутся… Достанутся тому, кто лучше других сможет со всем этим управиться.

Впрочем, она не была уверена, что сделала верный выбор. Завещание за последние пять лет переписывала раз пятнадцать. Это уже стало своего рода игрой. Дети, внуки, племянники — все знали об этом ее хобби, старались подлизаться, войти в милость, разнюхать о содержании завещания. Подозревали друг друга: а не преуспел ли кто-то в этом занятии больше, не стал ли фаворитом. Старались выставить других перед ней в неприглядном свете. Взаимная неприязнь, интриги, склоки…

Она как могла поддерживала их в этой всеобщей нелюбви — то вдруг выделит кого-то, приблизит к себе, то наоборот оттолкнет. Она вмешивалась в их жизнь — жизнь нелюбимых детей от нелюбимых мужей или любовников, находя в этом странное, извращенное удовольствие, особенно когда они терпели неудачи в семье, страдали, винили во всем ее.

Почему, собственно, вы должны быть счастливы, когда у меня этого счастья никогда не было, усмехалась про себя Эсфирь Ароновна.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы она совсем ничего не делала для своих родных. Делала, но только то, что необходимо. Давала деньги на лечение, оплачивала расходы на учебу, свадьбы, похороны. На свадьбы, рождение детей даже подарки дарила. Но на жизнь не давала никому ни копейки.

«Ничего, — говорила, — подождите уж как-нибудь немного. Вот умру — все ваше будет».

Они ждали. С нетерпением. С плохо скрываемым нетерпением. Пусть ждут. Она еще поскрипит — назло врагам.

В монотонную песню кузнечиков ворвался новый звук — далекий шум мотора. Эсфирь Ароновна привстала на цыпочки, но увидела только тучу пыли. Вот звук приблизился, и она смогла рассмотреть незнакомую машину, темно-зеленый «опель». Ни у кого из ее родных такой не было. Может, не к ней, может, в деревню?

Но «опель» свернул к «выгону» — огороженному лужку, где в дни редких семейных сборищ парковали машины. Ее собственная, вернее, принадлежащая холдингу, черная «ауди» стояла в гараже. Сама Эсфирь Ароновна машину не водила, для этого имелся шофер Миша.

«Опель» пристроился в углу «выгона», из него вышли мужчина и женщина. Приглядевшись, Эсфирь Ароновна поняла, кто это. Внучка Светка, дочь Кирилла. Тощая, вечно растрепанная, в дурно сидящем голубом платье. И ее новый муженек Никита, отставной солдафон с алюминиевым крестом на шее и такой же алюминиевой сединой на висках.

Дорогие читатели!

Благодарю всех, кто присоединился к чтению. Большое вам спасибо за ваши звездочки, награды и комментарии. Напоминаю, что дальше проды будут через день. Встречаемся во вторник в 17.00

Глава 8

Никита неприкаянно бродил по саду, не зная, куда пристроиться. Света в доме разговаривала с отцом. Без нее он чувствовал себя здесь потерявшимся маленьким мальчиком — он, полковник в отставке, бывший командир погранотряда, в каких только переделках не побывавший.

Родственников жены, кроме тестя и бабки-юбилярши, Никита увидел сегодня впервые. Свадьба у них со Светой была более чем скромная, просто расписались в загсе, а вечером отметили дома со свидетелями, Светиным отцом и дочкой от первого брака Машей. Тогда в дверь неожиданно позвонили, и появилась высокая костлявая старуха в совершенно не старушечьем замшевом костюме цвета терракоты.

— Ну что, празднуем? — пронзительным, как напильник по стеклу, голосом спросила она, кидая голубую норку на руки Кириллу Федоровичу. — Не пригласили бабку с новым внучком познакомиться, а она сама приперлась, вот незадача-то!

— Так ведь, бабушка, и свадьбы-то никакой нет, просто… вот… — как-то жалко начала оправдываться Света. — Мы собирались…

— Ну, вы собирались, а я тоже вот собираюсь по делам дальше ехать. Не бойтесь, не буду вам компанию портить. Впрочем, и хорошо, что свадьбы нет. Расходов меньше. Я, как вам известно, второй дубль не оплачиваю. Вот с Генкой у вас царская свадьба была, да, Светочка? — Света сцепила зубы и покраснела. — Но подарок не могу не подарить. Завтра привезут. Надо ведь так, чтобы о прошлом ничего не напоминало, да?

Она обвела присутствующих тяжелым взглядом выцветших голубых глаз. Повисло не менее тяжелое молчание. Тесть, глядя в тарелку, постукивал пальцем по зубцам вилки. Маша спряталась за деда. Свидетели, его петрозаводский друг детства Лешка Погодин и Светина подруга Инна, как-то съежились, словно пытаясь стать незаметнее.

— Ну, иди-ка сюда, внучек, — приказала Эсфирь Ароновна. — Дай хоть посмотрю на тебя.

Удивляясь себе, Никита послушно встал и подошел