Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

Ханна кивает. Они уже обсуждали кошмарный вечер, долгую, жуткую поездку Уилла на мотоцикле сквозь ночь, голос Ханны, шепчущий в ухо под шлемом, слово за словом вытягивающий из Хью признание. Уилл рассказал ей, как с каждым виражом, туннелем, кочкой на дороге росла тошнотворная уверенность, как он понял, что Ханна не просто в опасности, а что именно грозит ей и почему.

Сделанная Уиллом запись ее разговора с Хью окончательно обезоружила полицию. Ханна до сих пор, холодея, с облегчением и страхом думает об этом его интуитивном решении – что было бы, если бы Уилл не записал ее звонок? Она или Уилл могли бы сами угодить в тюрьму. Потому что, явившись, наконец, на место и обнаружив Ханну в истерике, Хью мертвым, а Уилла истекающим кровью от огнестрельной раны в боку на песчаной макушке утеса, полицейские заподозрили в убийстве Ханну, надели на нее наручники и посадили в другую машину скорой помощи. Первая, сверкая в темноте голубой мигалкой, уже унеслась, увозя Уилла.

История, рассказанная Ханной, была слишком причудлива, чтобы полицейские сочли ее убедительной: убийство десятилетней давности, растущие сомнения, похищение, борьба, выстрелы Хью – сначала в Уилла, потом еще один, в его собственное сердце. Может быть, пистолет выстрелил случайно, пока они боролись? Или… Ханна вспоминает угрюмый вид Хью в машине, словно на того давил неимоверный груз, становившийся все тяжелее по мере продолжения ночной поездки. Возможно, ему самому надоело хранить свою тайну, и он не захотел принести на ее алтарь новые жертвы.

Они уже никогда не узнают, что происходило в его голове в те последние минуты. Даже Уилл в растерянности. Кошмарная зловещая схватка ужаснула его точно так же, как и Ханну, еще свежи в памяти пронизывающая боль и мысль, что в него попала пуля и он истекает кровью. Но в руках у Ханны был телефон Уилла, липкий, перемазанный кровью, и она вручила его полиции, разблокировав трясущимися пальцами. Сделанная Уиллом запись представила всю историю без прикрас. На ней Хью сам подтвердил показания Ханны: «Браво, Ханна Джонс. Ты наконец все поняла. Я был уверен, что рано или поздно ты догадаешься».

Но она поняла не все. Или не до конца.

Ведь она до сих пор не знает, почему он это сделал. И никто другой тоже не знает.

* * *

Возвращаясь из больницы на такси, Ханна звонит с нового телефона Новембер, рассказывает о похоронах и о самочувствии Уилла.

– Его, возможно, завтра выпишут, – сообщает она, и мысль о том, что Уилл скоро будет дома, отзывается в сердце радостью. Побитый и исцарапанный, с дыркой в боку размером в кулак, в черно-желтых синяках по всему туловищу, но ее муж будет дома. Последние несколько недель Ханна страдала от одиночества, поблизости ни одного близкого человека – только она и ребенок. Одиночество будило ее по ночам, когда казалось, что она все еще там, в машине, мчащейся в неизвестном направлении, с бывшим другом, оказавшимся убийцей. Одиночество нагоняло тревогу, что начнутся преждевременные схватки или кровотечение, и ей придется одной ехать на такси в больницу, ждать врачей, пытаться им объяснить свое положение. Синяк от удара Хью из лилово-черного сделался мерзко желто-зеленым; иногда, неловко поворачиваясь ночью и натягивая огромным животом одеяло, Ханна все еще чувствует боль. Где-то глубоко внутри начинают ныть поврежденные мышцы.

Первую неделю с ней сидела мама, готовила для нее простые блюда – спагетти, мясные фрикадельки, тяжелую для желудка лазанью. Через семь дней Ханна осторожно намекнула, что матери пора бы вернуться домой. Ей, Ханне, надо привыкать справляться в одиночку. Кроме того, мать снова придется вызвать, если Уилла не успеют выписать до родов.

– Тогда приезжай и живи у меня, – предложила мама. – Пока Уилл не пойдет на поправку.

Ханна отказалась. Она не могла покинуть Эдинбург, пока Уилл в беспомощном положении, не могла даже в те первые дни, когда просто сидела у постели мужа, а его глаза подрагивали под опущенными веками. И уж тем более она не уехала бы никуда, после того как он пришел в себя и мог обнаружить ее отсутствие.

– Как дела у родителей Хью? – спрашивает Новембер, возвращая Ханну к действительности и недавним похоронам. – Жутко было?

– О боже, дико жутко. Я… – При воспоминании о робком замешательстве матери Хью и силе духа его отца к горлу Ханны подступают слезы. – Я понятия не имела, что им сказать. Хью был их единственным сыном, надеждой всей жизни. Что тут придумаешь?

– И они не пролили свет… не намекнули, почему?

– Нет, – грустно отвечает Ханна. – Я, разумеется, не спрашивала. Они его очень любили. Из головы не идет последняя беседа с ним в Пелэме перед тем, как погибла Эйприл. Провожая меня, Хью рассказывал о том, насколько его отец гордился, что сын пошел по его стопам и начал изучать медицину. У меня на душе кошки скребут.

– Эйприл всегда говорила, что ему не место в Пелэме. Она однажды сказала… как бы передать поточнее? Что его можно поддержать под руки, но, если он сам не научится стоять на ногах, это ему не поможет.

– Поддержать? – удивляется Ханна. – Эйприл не изучала медицину. Чем она могла помочь Хью?

– Не знаю. Кажется, у нее был знакомый, который помогал готовиться к экзаменам. Репетитор?

У Ханны перехватывает дух. В голове отчетливо звучит голос Эйприл, как если бы та, а не Новембер, говорила в трубку: «А-а, экзамены! У меня был парень в Карни, неплохо зарабатывавший тем, что сдавал за других вступительные тесты по биологии и медицине».

И тут ее осеняет.

Так случается: ломаешь-ломаешь голову над оставшимися клеточками судоку, и вдруг недостающие цифры разом встают на места! На раз-два-три.

Раз. Хью отчаянно стремился идти по стопам отца.

Два. Эйприл поддержала его «под руки».

Три. Способности Хью не позволяли ему учиться в Пелэме.

Что, по словам самого Хью, говорили преподаватели? «Выше нос, мы не будем слишком придираться к вам на экзаменах». И сухая реплика Эмили, произнесенная всего несколько недель назад, хотя кажется, что с тех пор прошла целая вечность: «А что, разве это не правда? Я точно не заслужила отличную отметку, а Хью без помощи Эйприл и вовсе бы провалился».

Какое множество мелких деталей предстают в истинном свете! Ужас Хью, в первый день учебы увидевшего Эйприл в столовой университета. То, как Эйприл им понукала, гоняла