"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

Мамонтов, когда они покинули Царицу Савскую и вышли на воздух, в осенний сад, словно подожженный лучами заката, пылающий багрянцем и золотом. – Если такое происходит вдруг, то становится ясно, что дело не только в вопросах чести. Ясно, что взирают на все это действо со стороны чьи-то прекрасные глаза. Я, кстати, тоже сначала думал, что он был в тот вечер в театре с Меланьей, а оказалось… Ну надо же.

И в этот миг Катя увидела их – Гала и Циклоп медленно брели в сторону озера по дорожке, усыпанной палыми листьями. Гала что-то спрашивала. А Дроздов отвечал ей. Шел, хромая, приволакивая ногу. Большой и сильный, он казался в этот миг совершенно беззащитным. А Гала плыла, парила. Вскинула руки, поднимая вверх полы своего черного кардигана, словно крылья расправила – как галчонок, недавно научившийся летать.

Глава 22

Чай

– А теперь тряхнем Кузьму Поцелуева насчет его конфликтов с Псалтырниковым и насчет Меланьи с Филином, – безапелляционно объявил Клавдий Мамонтов. Ему, видимо, надоело беспрекословно подчиняться Катиным приказам, куда ходить и с кем беседовать. Они направились по дорожке к конюшням – в сгущающихся осенних сумерках. И в этот момент на пороге показался Макар. Снова одетый по-спортивному, снова взмокший от пота – молния олимпийки расстегнута, так что виден накачанный торс.

– Со всеми беседуете, кроме меня, – заявил он Кате. – Со всеми, только не со мной. Это вы специально? Тактика такая?

– Мы воспользовались вашим разрешением на сбор информации о ваших домашних, – Катя остановилась.

– Ну, так и обо мне соберите. Из первых рук, прошу, – Макар сделал приглашающий жест.

Катя направилась к двери спортзала, Мамонтов последовал за ней – словно ледокол среди айсбергов. Но когда Катя уже вошла внутрь, Макар оперся рукой о створку двери, преграждая Мамонтову путь, и глянул на него.

О, сколько всего может выразить мужской взгляд! Молния…

Мамонтов сразу повернул назад.

– Я позже машину сюда подгоню, – объявил он громко через плечо. – Мы уедем. Достаточно на сегодня.

Макар закрыл стеклянную дверь и повел Катю мимо силовых тренажеров в глубь спортзала.

– Утром бегаете, вечером здесь тренируетесь, – заметила притихшая Катя. – Целый день сплошной спорт, спорт…

– Не могу сидеть сложа руки. Загрузить хочется себя по максимуму, чтобы мысли в голову не лезли глупые, – Макар открыл дверь уютной комнаты, где стояли лишь вольтеровские кресла, круглый столик, на котором – чашки тонкого фарфора, сахарница. Маленькая чайная при спортзале – на подоконнике соковыжималка, кофеварка. И большой термос.

– Выпейте со мной чаю, – Макар церемонно усадил Катю в кресло, взял термос. – Я сам чай заварил.

Сам… в доме, где, возможно, отравитель…

Катя уловила исходящий от Макара запах алкоголя. И словно в ответ на это он объявил:

– Никаких добавок, никакого бренди. Только крепкий чай. Вам с сахаром?

– Нет, спасибо. Отличный чай, – Катя сразу попробовала: ритуалу угощения надо следовать без страха – в доме, где отравитель.

– Всех расспрашиваете, только не меня. Я ненавижу, когда меня игнорируют.

– Я вас не игнорирую. Мы с напарником делаем свою работу. Мы и с вашей женой уже побеседовали.

– А теперь поговорите со мной, – Макар сел напротив Кати. – Отвечу на любые ваши вопросы.

«Словно сам напрашивается, чтобы я задала ему тот самый вопрос – что он сказал отцу в последний вечер? Хочет, чтобы я спросила именно об этом? И что он ответит? Нет, пока рано, не время еще для такого вопроса – возможно, самого главного в этом деле», – решила Катя.

– Нам сказали, что ваш отец…

– Да? Что мой отец? – Макар пристально смотрел на Катю, подняв чайную чашку, словно бокал.

– Что у вашего отца была знакомая, некая Марина Ковалева, которая работала вместе с ним, а затем поселилась здесь, в доме.

– Не здесь. В Барвихе. Его любовница Марина.

– Она помогала вашему отцу ухаживать за вашей мамой?

– Помогала, – усмехнулся Макар. – Делала вид. Всю работу выполняли сиделки, медсестра. Это не как в моем раннем детстве, когда отец один крутился, за мамой ухаживал. Бабушка ему помогала, потом умерла. И он сам все делал. С работы прибегал, ей постель менял, перестилал. Стирал сам все. Мы тогда жили скромно. А потом стали жить хорошо, а затем все лучше и лучше. И он нанял маме целый штат сиделок. Мать моя была сумасшедшая. Меня даже не узнавала… Это я – причина ее безумия. У нее родовая горячка случилась – что-то вроде воспаления мозга – и на психику повлияло. Так что это я виноват.

– Ни в чем вы не виноваты.

– Я же родился. И сделал ее такой. Я всегда себя винил за маму. Отец – нет, никогда мне ничего не говорил об этом. Но я и так знал. Это моя вина целиком. Если бы не было меня, она бы здоровой осталась.

– Ваша мама хотела, чтобы вы появились на свет, Макар. Она хотела ребенка. Она родила вас себе на радость. Остальное – судьба. Но все равно, у нее же были светлые минуты, горячка не сразу приключилась. И в эти минуты она испытала такое счастье, что вы есть. Что у нее сын.

Макар накрыл Катину руку своей, сжал и поднес к губам – поцеловал в ладонь и сразу же отпустил. Катя даже сказать ничего не успела ему на это.

– Спасибо вам, что не вините меня. Пейте чай.

Он словно вспомнил что-то и застегнул молнию на своей олимпийке – до самого подбородка.

– А Марина Ковалева…

– Любовница? Что вас интересует?

– Что с ней стало?

– Отец не донжуан. Его женщины мало влекли, больше карьера, служба. Эта женщина… она была его намного моложе. И он позволил себе с ней то, чего раньше избегал – служебный роман. Я в Кембридже учился, когда у них только все начиналось. Еще мама была жива. Обычное дело. И все это продлилось почти восемь лет. Отец ей обещал жениться, когда мамы не станет. Он овдовел, но на Марине так и не женился. Может, опять причина во мне, я виноват – мы в Лондон уехали, а до этого у меня старшая дочка родилась. Отец всем этим был полон до краев. И Марину отдалил от себя. Она жила в нашем доме в Барвихе на положении уже неизвестно кого – то ли брошенной любовницы, то ли служанки. Затем у отца неприятности начались на службе. И он совсем к ней охладел. Я подробностей многих не знаю, потому что я жил в Лондоне. Марина ушла от отца сама. Обиделась на