"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

Меланья с удивлением глянула на майора.

– Я вас спрашиваю – где второй яд, который вы пустили в дело, потому что хотели со свекром быстрее покончить? Где арсенит натрия? Средство из конюшни?

– Не было никакого второго яда.

Майор Скворцов откинулся на спинку стула.

– Псалтырников умер не от ваших поганых грибов. А от арсенита натрия. Мы этот ветеринарный препарат нашли на конюшне. А вы часть его забрали себе и…

– Я ничего не забирала.

– Не надо лгать. Вы уже сознались в убийстве.

– Я не лгу. Я вам не лгу, – Меланья сжала руки. – Я сама была удивлена, сбита с толку, когда вы объявили, что нашли какой-то яд и что он из конюшни! Потом узнала, что это средство для лечения лошадей. Вы его изъяли. Но я… я не давала его свекру!

– Почему вы меня обманываете?

– Я вам клянусь здоровьем своих дочерей! Я не давала свекру такой яд! Да и зачем?

– Затем, что вы хотели все сделать как можно быстрее.

– Но для чего было спешить? – Меланья даже привстала со стула. – Я хотела, чтобы после дня рождения, дня через два мы с Макаром улетели. Вернулись обратно в Англию. Свекор бы умер дней через семь-десять. Без нас. И диагноз был бы – грибное отравление. И вы бы нашли следы поганки в соленьях из ресторана. И разбирались бы до посинения с рестораном, как в том деле со сморчками. А мы были бы уже далеко. Вам нас было бы не достать. Вот как я планировала. Но вы… вы нашли что-то совсем другое, это чертово средство из конюшни! Оно мне все карты спутало сразу. Макар уперся, уезжать отказался, сказал – надо разобраться, что с отцом случилось. Полиция в дом нагрянула. У нас паспорта отобрали. И вы обыскали дом, но на консервы и соленья вы и внимания тогда не обратили. Дура горничная все выбросила на помойку. Я подумала, что это… Савва сам… что он убил себя сам… я так сначала решила. Но не тот он был человек, чтобы руки на себя наложить, даже если впал в депрессию из-за слов Макара. И тогда я подумала… остается ведь одно-единственное решение этой загадки. Если не я дала этот арсенит Савве и не сам он наглотался его, то… вы понимаете, о чем я?

– Это вы мне как юрист юристу? Или как подозреваемая следователю?

– Как человек – человеку. Поверьте, я не лгу вам.

– Сотрудницу страхового фонда Екатерину за что вы решили убить?

Меланья не ответила. Отвернулась.

– Ваш муж испытывает к ней чувства? Поэтому?

– Не стану об этом говорить. Отказываюсь от показаний. Думайте что хотите.

– Никакой осторожности не проявили. Сделали это при трех свидетелях.

– Свидетели в таких делах полезны.

– Чем же они полезны?

Меланья усмехнулась уголком вишневых полных губ. Глянула на майора Скворцова.

А он вдруг подумал, что прекраснее и ужаснее женщины не видел никогда в своей жизни. И что запомнит ее… ох, надолго, надолго теперь он ее запомнит. Или уже помнит… странное какое чувство…

– Значит, вы отрицаете, что дали своему свекру другой яд – арсенит натрия с целью ускорить его кончину?

– Отрицаю полностью. Поверьте, я этого не делала!

– А кто же тогда это сделал, если не вы, убийца?

– Кто-то другой.

– Звучит фантастично.

– А почему фантастично? – удивилась Меланья. – Значит, не мне одной пришла в голову такая идея. Избавиться от него.

Майор Скворцов молчал. Потом сказал:

– Как юрист – юристу. Вы понимаете, что такое для суда заключение экспертов о том, что ваш свекор умер не от яда бледной поганки, а от другого яда. Это меняет в отношении вас все. Всю картину. Не убийство. А только покушение на убийство. Два покушения – на Псалтырникова и девушку. Срок максимальный лет восемь… и еще есть условно-досрочное… Думайте, Меланья, думайте сейчас. В ваших интересах говорить всю правду. То, что мы знаем, и то, что нам неизвестно, но знаете вы о своем свекре и его делах. Если есть кто-то другой, как вы выразились… то убийца – именно он по формальным процессуальным признакам. И в ваших прямых интересах помочь нам найти его. Чтобы облегчить собственный груз вины и… смягчить себе наказание. Подумайте о детях, о вашем будущем ребенке.

– Хорошо, – устало кивнула Меланья. – Я подумаю. И над вашими словами тоже. А сейчас вы можете меня отправить в камеру? Я очень устала. Еще немного, и я здесь у вас упаду со стула.

Майор Скворцов сам лично повел ее вниз в изолятор временного содержания. Разогнал там всех – приказал освободить от задержанных ханыг камеру, чтобы оставить Меланью в одиночестве. Потом сходил в комнату отдыха при дежурной части и принес ей подушку и теплое одеяло.

– Спасибо, – сказала Меланья.

– Думайте. О себе и своем будущем ребенке.

– Я же сказала вам – подумаю. И что теперь – пожелать вам спокойной ночи?

Долгий темный взгляд ее глаз…

Майор Скворцов отвернулся и приказал запереть камеру. Он поднялся в свой кабинет и углубился в изучение заключения токсикологической, биологической и химической экспертиз.

А в два часа ночи раздался звонок на мобильный.

Это была Катя.

Она заикалась от волнения и страха.

Глава 38

«И не с гусарского корнета возьми пример…»

9 февраля 1861 г. 10 часов вечера

Гостиница-трактир Ионы Крауха

По словам трактирщика, господин корнет квартировал не в гостинице, а в расположенном напротив доме золотых дел мастера.

– Ювелира? – спросил Клавдий Мамонтов.

– У его вдовы, – трактирщик в малиновой косоворотке ткнул в темное окно и добавил задушевно: – Слухи, слухи… Женщина одинокая, скучает, ваше высокоблагородие, вот и пустила на постой.

Мамонтов и Пушкин-младший вышли из трактира, пересекли площадь, где по-прежнему полыхали костры, но, слава богу, было тихо – ни пения, ни плясок, ни представлений крепостного театра. Дом ювелирши – деревянный с резными наличниками – манил желтым светом зажженных во всех комнатах свечей. Они постучали в калитку, и минут через пять, не быстро им отворил денщик господина корнета – он что-то жевал и вытирал жир с обвисших усов.

– Господин корнет дома? – осведомился Пушкин-младший.

– Так точно, ваше высокоблагородие.

– Ступай, доложи ему – к нему мировой посредник Пушкин и господин Мамонтов по важному делу, – Пушкин-младший оглядел денщика и удивленно поднял брови, потом нахмурился. Однако ничего не сказал.

Они миновали двор, поднялись следом за денщиком на крыльцо, в сени, где пахло свежеиспеченным хлебом и почему-то лекарствами. Остались ждать в передней. Ювелирша выглянула из-за двери – в