Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье

Глафира Степановна кивнула.

– Вы меня простите, Алексей Фёдорович, я наговорила ужасных вещей, напугала вас, должно быть. Приходите завтра, я буду хоронить Дмитрия. Вот увидите, все будут смотреть на него и на неё. Меня никто и не заметит.

Алексею хотелось и пожалеть эту несчастную женщину, и бежать от неё прочь. Но оставался ещё один вопрос.

– Глафира Степановна, кого Дмитрий Аполлонович хотел включить в своё завещание?

Малиновская подняла на него пустые и равнодушные глаза.

– Я не знаю.

Она солгала. Алексей был уверен.

Глава 6

Дамский заговор

На кладбище бессовестно, по-весеннему пели птицы, заглушая бормотание священника, отца Диомида.

Алексей стоял чуть в стороне от людей, собравшихся хоронить Дмитрия Малиновского, и, опустив голову, делал вид, что искренне скорбит, а не греет затылок на утреннем солнышке.

Собравшиеся, впрочем, тоже не особо печалились. Пользуясь собранием, светская Москва обсуждала сплетни. Дамы вздыхали, что из-за войны европейские модные журналы перестали приходить в Россию и что носить в следующем сезоне, абсолютно непонятно. Насмешливый мужской бас сообщил им, что незачем тратиться на журналы, когда образцами являются платья несравненной Анны Юрьевны. Баса застыдили за прямоту, дам – за излишнее внимание к нарядам в то время, когда страна переживает тяжёлые времена…

…впрочем, вы слышали, что у Вельской с покойным была связь неприличного содержания?..

После дружно сетовали, что взлетели цены и трудно теперь без привычного шампанского, хотя…

Удивительно, но среди светских сплетен не было разговоров о том, действительно ли Глафира Малиновская убила мужа. Такая мелочь никого не интересовала.

Сама Глафира Степановна стояла у края могильной ямы. По правилам похорон вдове положено мять в руках платочек и промокать им слёзы. Однако Глафира Степановна не плакала. Она глядела в точку перед собой и сосредоточенно ломала цветы. Будто просчитывала в голове задачу и готовилась держать ответ. Букет, предназначенный покойному, в её руках постепенно лишался лепестков. Старый лакей Иван несколько раз порывался прекратить это безобразие, но Глафира Степановна отмахивалась от него. Ивану ничего не оставалось, как вздыхать и отряхивать листочки с траурного платья госпожи.

Алексею показалось, что Глафира Степановна ждёт… ждёт развязки. Уж слишком она напряжена.

Публика тоже это чувствовала и тоже ждала, отвлекая себя досужими разговорами. Атмосфера на кладбище очень напоминала происходящее в фойе театра перед спектаклем.

Алексей оглядел собравшихся. Чуть поодаль он заметил нотариуса. Господин Мендель поднял глаза, но, завидев Алексея, поджал губы и раздражённо отвернулся, не ответив на приветствие. Отчего бы это? Обдумать причину перемены настроения Менделя Алексей не успел, отвлёк знакомый голос.

– Все ждут Вельскую, – бравируя пониманием ситуации, произнёс Квашнин, – ни одно событие без неё не обходится. Она у этой публики вроде генерал-аншефа[13]. Без неё они и не знают, кому приседать, кому улыбаться, да и что думать.

Алексей скрипнул зубами и обернулся.

– Доброго вам утречка, Алексей Фёдорович, – радостно улыбнулся рыжий, но осторожный шаг назад всё же сделал.

– Отойдите ещё подальше, Антон Михайлович, будьте так любезны. Брюки, одолженные вам, можете не возвращать.

Алексей опустил глаза ниже и с изумлением заметил, что бывшие его брюки теперь аккуратно подшиты по росту подлого газетчика. Возвращение их хозяину и не подразумевалось.

Рыжий дерзко вскинул голову, раздул ноздри, как боевой конь, и принципиально встал рядом, плечо к плечу с Алексеем. Вывесил на лицо самую наглую из своих улыбок.

– Что вы дуетесь, Алексей Фёдорович? Чем я вам не угодил? Мы с вами так замечательно проводили время.

– Дуюсь? Я ду-юсь? – Алексей так опешил, что повысил голос, на секунду позабыв, где он находится. Потом спохватился и зашипел: – Квашнин, вы не перепутали меня с нервической барышней? Вы написали лживую статейку, в которой очернили меня и Глафиру Малиновскую! Вы переврали все факты, втянули меня в авантюру с полицейским участком! Кстати, почему он сгорел? Тоже ваших рук дело?

Рыжий хмыкнул:

– Вы слишком многого от меня хотите. Я не могу организовывать все события в этом городе. Я был занят, писал гениальную статью. Это дежурный городовой поджёг, как понял, что вы сорвали все «охранки». Заметал следы своего ротозейства. А потом сам же победоносно всё потушил, так сказать, спас доверенный ему полицейский участок. Только один шкаф с бумагами, в котором вы рылись, и сгорел. Да вы не переживайте, он ещё благодарность от начальства получит! За бдительность.

– Откуда вы всё это знаете?

Рыжий не ответил, только снисходительно посмотрел. Ну, насколько это возможно, когда смотришь снизу вверх. Потом внаглую привалился плечом и, имитируя дружеское перешёптывание, произнёс:

– Кстати, о нервических барышнях. Рекомендую обратить внимание вон на ту особу, – газетчик кивнул в сторону.

Против воли Алексей обернулся, не преминув отодвинуться от наглеца.

Довольно далеко от собравшихся, в боковой аллее у старой могилы, стояла девушка в тёмном. Пальчики её сжимали решётку ограды. Казалось, она погружена в мысли, никак не связанные с похоронами Дмитрия Малиновского.

– Не вижу ничего особенного. Может, у неё там близкий похоронен или ребёнок. Могилка какая-то маленькая.

– Логично. Но не верно. В той могилке похоронена госпожа Дормидонтова. Может, та, конечно, ростом не вышла, этого нам никак не узнать, потому как похоронена она лет пятьдесят назад. И сия девица никак не могла быть с ней знакома. Однако она стоит там битый час и не уходит. Как вы думаете, чего она ждёт?

Алексей отвернулся от девушки и назло рыжему пробурчал:

– Не страдаю любопытством.

Рыжий тем временем отошёл в сторонку и подозвал к себе одного из беспризорных мальчишек, трущихся неподалёку в желании подзаработать. Подошёл мелкий пацан с жёсткими волосами, торчащими вертикально вверх.

– Ёршик, – представился он.

Алексей хмыкнул от точности прозвища и сделал шаг ближе. Рыжий инструктировал пацана, указывая на барышню:

– Разузнаешь, чьих будет. Тишком, не отсвечивай особо. Хорошо сработаешь – получишь гривенник[14] с того господина, – и газетчик ткнул пальцем в Алексея.

Ну, каков! Распоряжается его кошельком как собственным. Пацан тем временем кивнул и удалился. Алексей открыл рот, чтобы высказать своё возмущение, но в этот момент толпа заволновалась. Алексей обернулся. По дорожке в сторону открытой ещё могилы Дмитрия Малиновского шла дама под вуалью. В траурном платье, как и все здесь. По тому, как вытянулись шеи дам, как выпятили грудь мужчины, нетрудно было догадаться, что это и есть несравненная Анна Юрьевна Вельская.

Вельская знала, что все смотрят, что все ждут, но ни капли торопливости не было в её походке, только обещание. Обещание осчастливить публику, конечно.

В руках она несла пышный букет из красных роз. Такой