"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

и помнила, но я сначала решила, что это они с Петькой… тот же заявился в ресторан тогда. А что ему там было делать? Но сейчас я подумала – а вдруг это была встреча с Борщовым? Или же с кем-то, у кого Лесик хотел добыть сведения на Борщова? А тот об этом узнал и убил.

– Но убит был бы в таком случае передатчик компромата, а не ваш сын. Это по логике вещей.

– Много вы понимаете в логике! Лесик мог уже что-то узнать. И Борщову это стало известно.

– Клара Порфирьевна, мне известно одно: кроме Борщова, имеются и другие подозреваемые.

– Так и занимайтесь ими! Только возьмите за точку отсчета то, что я вам сейчас сказала. И всегда помните об этом.

Катя шла к отделу полиции, размышляя о словах Кабановой. Возле отдела – ажиотаж. Патрульные машины подъезжают, из них горохом сотрудники – кого-то ведут в отдел, какой-то народ клубится, снует, мельтешит.

На автостоянке отдела Катя увидела Михаила Эпштейна в деловом синем костюме, тот выбирался из машины с пакетом из «Макдоналдса» и картонным стаканом кофе в руках.

– Михаил Абрамович, добрый день, – поздоровалась Катя с Патриотом Абрамычем, уже по-свойски – их ведь представили друг другу. – А что здесь у нас такое?

– Тевтон Ригель вдруг с утра развил бурную деятельность. Видно, с похмелья. Вчера-то ночью в дребадан вернулся.

– А вы откуда знаете? Вы что, тоже ночуете в отделе?

– Я все знаю и про всех. – Эпштейн улыбнулся ей. – С утра прямо кипеж – допрашивают всех, кто имеет отношение к здешнему экологическому комитету, всех городских активистов – а не вы ли, бузотеры, пришибли Лесика Кабанова? Немец Ригель в своем репертуаре – всех гребет. Другие методы работы ему недоступны. Только арест, задержание, камера, допрос. Что вы от него хотите? Варвар, германец, остгот!

– Он обязан проверять на причастность всех, кто вызывает подозрение.

– Да, это как в сериале «Мандалорец – Таков путь». – Эпштейн засмеялся. – Широко шагает, уже самого дорогого на этом пути лишился – собственной невесты. А скоро и вообще всего лишится. Попомните мои слова.

– Михаил Абрамович, а можно я кое-что у вас спрошу? – Катя – сама наивность и нерешительность.

– Смотря что? – Он улыбался ей. В общем-то, симпатичный мужчина лет сорока, этакая изящная субтильная копия Остапа Бендера, и – родинка на щеке бархатная.

– Это правда, что Лесик Кабанов был такой уж дрянью, как его описывают? Вас он оскорблял, других.

– Прокурорше не мешало бы не только строить собственную карьеру, но в детстве следить за сынком и воспитывать его. Он был дурно воспитан. Дело не в образовании и лоске, дело в таинстве духовном. Я бы сказал так: при вскрытии обнаружилось, что покойник просто не имел сердца.

– Зачем же вы тогда на него работали?

– А вы зачем работаете в полиции? По привычке? Или по призванию? – усмехнулся Эпштейн. – А полицейские вон людей дубинками стали лупить.

– Я криминальный журналист.

– В погонах. И я журналист – только без погон, политический пиар. Спрашиваете, почему я работал на человека, который оскорблял меня в глаза и был законченным антисемитом? Да потому, что он платил мне неплохие бабки. У меня четверо детей от двух браков. Их надо вырастить, дать им образование. Программу нашу на телевидении – и канал-то был кабельный, фиговый – прихлопнули. И вообще телевидение – это сейчас клоака. Это как в говне искупаться, понимаете? Причем публично, напоказ. А здесь… у Фимы Кляпова в его фирме… по крайней мере, все это анонимно, в интернете. Тролль – чем не профессия для журналиста по нынешним непростым временам?

– Времена и правда непростые, – согласилась Катя.

– И вы это мне говорите? – Эпштейн взмахнул стаканом с кофе. Пролил. – Третьего дня, когда в ИВС вы с Ригелем нас так невзлюбили, мне тюремщик здешний крикнул – кто довел нас до жизни такой? И это он спрашивает у меня?! Со всех сторон уже в уши дудят – мы какой год живем в состоянии внутренней холодной войны, противостояния гражданского. Кто не замечает этого, тот полный идиот. Если раньше это выплескивалось лишь в драки на телешоу и скандалы в соцсетях, то сейчас уже по живому пошло. Перекинулось на жизнь обычную, на быт, человеческие отношения, семьи. Это пугающее разделение людей на два лагеря. И это очевидно уже везде – в журналистике, в искусстве, в театре, в научном сообществе, в образовании. Это даже в полиции уже есть, у силовиков – такое разделение! Что говорить о прочих? Это влюбленных разделяет, рушит брак. И куда это нас в будущем заведет? А? Вы не задавали себе такого вопроса? Я последнее время задаю его себе слишком часто. И поэтому я не строю планы здесь. Увы, я их больше здесь не строю. Моя задача скромна: найти хорошо оплачиваемую работу – а Лесик Кабанов при всех его недостатках не скупился. Наколотить бабла. Поднять детей на ноги. Забрать их и – найти другое, более подходящее место для жизни. Кипр мне очень подойдет. Про Монако я вообще молчу. В Тель-Авиве у меня куча родни, но я там скучаю по России.

– А почему вы с вашим напарником Аристархом все время сидите в отделе полиции? – спросила Катя. – У вас офиса своего здесь нет в городе?

– Начальник Главка полиции так распорядился. После волнений в городе мы под охраной полиции. К тому же, пока идет расследование, нас просили город не покидать. Да и Фима Кляпов переживает некую метаморфозу сейчас. Ему кажется, что здесь больше шансов встретиться с той, которая его… ну, скажем так… форменно околдовала. – Эпштейн состроил гримасу. – Нашел время влюбиться, дурак. И в кого! Сколько мы сил потратили, чтобы эту Герду угробить как гражданского лидера и политика, чтобы по судам затаскать… Сколько я сам постов обличительных написал, бог мой… И все коту под хвост из-за Фиминого идиотизма. Тестостерон в нем взорвался, и – все, запретил нам вообще о ней что-то писать. Орет, чтоб весь нами запущенный в медиа негатив о ней был стерт из интернета! А как его сотрешь? Это интернет… Ее сюда часто с пикетов неразрешенных доставляют, он ее тут и караулит. Дурак дураком… Лесика Кабанова это просто до белого каления доводило. Он считал, что Фима Кляпов его предал. Он на него орать стал, но на Фиму наезжать никому не советую. Они крупно поссорились.

– Поссорились? Но Кляпов продолжал работать на Кабанова?

– Нам же деньги вперед заплатили. Но это не работа была, видимость уже одна. Фикция.